— Ты не можешь ехать один!

— Могу!

Хайнэ повторил эти слова ещё, и ещё раз, но всё тщетно — ни мать, ни Иннин не соглашались отпустить его, беспомощного калеку, в сопровождении одних только слуг.

Ему хотелось плакать от бессилия: Онхонто позвал его, позвал в первый и единственный раз, а он не может ответить на эту просьбу, не может прийти и утешить его.

И он действительно заплакал, свалившись в свои розы, рыдая горько и беспомощно, как ребёнок, до крови царапая пальцы о шипы, весь испачкавшись в земле.

Чья-то тень накрыла его.

— Ты не мог бы страдать потише? — проговорил чей-то раздражённый голос.

Но Хайнэ было всё равно, он даже не понимал, с кем разговаривает.

— Мне нужно его увидеть!.. — выкрикнул он в отчаянии. — Вы не понимаете, не понимаете все… Я люблю его больше, чем женщину, больше, чем брата, больше чем самого себя. Он — это… это моя душа! И если ему больно, то я просто умираю! Это ведь инстинкт самосохранения, в самом деле, я просто хочу самого себя защитить. Если же он умрёт…

— Нет, ты не умрёшь вместе с ним, — сказал невидимый собеседник странным голосом. — Не умрёшь, Хайнэ. Можешь уверять себя сейчас, что умрёшь, сколько хочешь, но этого не случится.

Хайнэ прекратил биться в рыданиях и, закрывая лицо от слепящего солнца, повернул лицо к тому, кто разговаривал с ним.

Это был его отец.

— Кого ты хочешь увидеть? — спросил он. — А, впрочем, какое мне дело. Что тебе мешает это сделать?

— Потому что он в столице, — пробормотал Хайнэ, растерянный. — Мама и сестра не отпускают меня одного, а Хатори не может сейчас ехать…

— Я поеду с тобой.

Хайнэ онемел.

Отец, всегда столь безразличный к нему и к его страданиям, вдруг проникся его слезами, захотел ему помочь? Эта мысль совсем не приносила счастья, как могла бы принести когда-то — наоборот, Хайнэ думал об этом с ужасом, он вовсе этого не хотел.

— Или ты не согласен? — спросил отец с выражением крайнего раздражения на лице.

Эти злобный вид и недовольный голос были гораздо привычнее, и Хайнэ испытал невольное облегчение.

— С-согласен, — пробормотал он испуганно.

— Ну тогда иди скажи матери!

Хайнэ поспешно заковылял в дом, и там узнал новость: Иннин стало нехорошо, похоже, наступил тот самый день.

Он поднялся к ней наверх.

Сестра лежала на подушках, накрытая покрывалом, и живот её вздымался над постелью, как гора. Иннин была бледна и как-то сильно осунулась всего лишь за пару часов; взгляд её был неподвижным и направленным в одну точку, как иногда бывает у тяжелобольных и умирающих.

Хайнэ испугался.

— А где же жрицы, сестра?.. — проговорил он.

— Не будет никаких жриц, — ответила та глухо. — Я рожу сама.

Доковыляв до постели, Хайнэ присел на её краешек и взял руку Иннин в свою. Ладонь её была мокрой от пота и холодной; Хайнэ вдруг явственно ощутил, как сильно его сестра боится, хотя никаких других признаков страха она не выказывала.

Он хотел было сказать, как это опасно, напомнить о том, что видел и слышал в городской больнице для бедных, но, уже открыв рот, вдруг понял, что сестра прекрасно знает это и сама.

— Хочешь, я буду с тобой? — только и смог вымолвить Хайнэ. — Всё то время, пока ты…

— Нет, — отрезала Иннин. — Хатори будет. Это он отец, а не ты.

Хайнэ съёжился, как от удара.

— Ты говоришь так, как будто в этом может быть хоть какое-то сомнение, — пробормотал он.

— Езжай к своему Онхонто, — перебила Иннин. — Мама сказала, что отец готов тебя сопровождать. Не знаю, что на него нашло, но тем лучше для тебя.

— А ты?

— А что я? Хайнэ, меньше всего на свете мне нужно, чтобы ты стоял тут рядом и слышал мои вопли. Я повторяю, это Хатори отец ребёнка, а не ты! — вдруг закричала она с какой-то даже злостью.

Хайнэ не понимал, что с ней случилось, и ему было страшно.

— Я за тебя боюсь, — заплакал он. — Не умирай…

— Ещё чего! — Иннин сердито сжала губы. — Не дождёшься!

— Почему ты на меня злишься?.. За то, что я хочу ехать к Онхонто?

— Да нет же, идиот! Я просто хочу, чтобы меня оставили одну, я хочу пережить это сама, не понимаешь? Это важно для меня. Это моя борьба, и это будет моя победа. Я не хочу, чтобы кто-то держал меня за руку и трясся от страха за мою жизнь. Хатори не будет. А ты будешь. Поэтому уезжай. Прямо сегодня, понял? Ты же этого и хотел!