Шрифт:
— Как прежде? — эхом повторил Хайнэ, на мгновение поддавшись невероятной, безрассудной надежде.
— Только уродливого, — оборвал эту надежду Онхонто. — Но ты этого не заметишь. Тебе будет всё равно.
— Да? — спросил Хайнэ таким тоном, как будто ему предлагали поверить в то, что небо и земля поменялись местами, и теперь весь мир будет вверх ногами.
— Да. Я утверждаю это и готов нести ответственность за свои слова. Любую, вплоть до вечного проклятья во всех мирах.
Его непоколебимая уверенность взяла верх над страхом Хайнэ, и по той стене, которую он чувствовал перед собой, как будто бы поползли трещины.
Ошеломлённый, он боязливо протянул руку к маске.
Но так как сидел он, сгорбившись и весь согнувшись, руку пришлось протягивать вверх, и рукав, опав до локтя, вновь обнажил перед Хайнэ его собственную руку — тонкие искривлённые кости, обтянутые кожей без мяса, и такие же тоненькие, узловатые пальцы.
Он отдёрнул руку, как будто ошпарившись.
— Не могу, — замотал он головой в отчаянии подступающего безумия. — Не-могу-не-могу-не-могу…
У Онхонто опустились плечи.
— Мне хочется плакать, — признался он. — Но мне нельзя этого делать, потому что это будет невыносимая боль. Физическая.
Хайнэ вздрогнул от ужаса, потому что ничего, ужаснее этих слов, быть уже не могло.
— Хорошо, — сказал он голосом, отупевшим от боли и страха. — Я сниму с вас маску. Сейчас. Подождите одну минуту.
Осознавая всю совершенную безвыходность своей ситуации, он попытался незаметно потянуться за ножом, на этот раз уже не чтобы выколоть глаза, а чтобы убить себя в том случае, если он всё-таки не выдержит и, увидев чудовищное зрелище, закричит.
Но Онхонто остановил его.
— Не надо, — устало сказал он. — Видно, я поторопился. Во мне появилось слишком много самоуверенности в последние месяцы. Я же говорил тебе, что вознёсся. Решил, что могу решать за всех. Мы это сделаем, но потом.
Хайнэ упал ему на грудь, рыдая от облегчения.
— Я обязательно это сделаю, — лепетал он. — Сделаю, только позже. Обещаю…
— Хорошо.
Онхонто обнял его, и знакомый аромат окутал Хайнэ. Его волосы, руки, одежда пахли точно так же, как раньше, и, уткнувшись в его накидку, Хайнэ ощутил то же самое, что и прежде — любовь и близость, ощущение которой граничило с невыносимой болью.
«Ложь… — мелькнуло в его голове. — Я снова лгал себе. Оно никуда не делось. Ничего с этим не случилось».
Он слабо улыбнулся.
— Останешься спать со мной, — сказал Онхонто.
И Хайнэ подчинился, не только потому, что хотел этого, но и потому, что не подчиниться было невозможно — столько властности вдруг оказалось в его голосе.
— Теперь ты видишь, — со смехом заметил Онхонто, уложив его рядом с собой, — что, сделав то, что я сделал, я избавил мир от самого властолюбивого и жёсткого тирана, которого когда-либо знала вселенная? Поверь мне, я знаю, что говорю.
— Да разве ж это помеха… — растерянно пробормотал Хайнэ, дотронувшись до его маски. — Вы ещё вполне можете стать тираном…
— О нет, теперь она меня отпустит.
Хайнэ вздрогнул, вспомнив про его супругу.
— Что же вы ей скажете?..
— То же, что и тебе. Что она будет любить меня, невзирая на моё уродство. Что ей будет всё равно.
— И вы думаете, так оно и будет?! — вскричал Хайнэ изумлённо.
— Не знаю, — пожал плечами Онхонто. — Но, в любом случае, она меня отпустит. Хотя бы в каком-то смысле.
Хайнэ не стал размышлять над перспективами, которые открывали эти слова.
Он осторожно обнял Онхонто за шею и дотронулся до потускневших тёмно-красных прядей.
— Хотите, я помогу вам вымыть волосы? — робко предложил он.
— Хочу, но для этого придётся снять маску.
— Ах, да…
Онхонто поднялся с постели и, медленно обойдя комнату, погасил все светильники, оставить гореть только один из них. В это время Хайнэ снова содрогнулся и, чувствуя подступающий приступ паники, начал непроизвольно искать глазами то самое зеркало — но, к счастью, его убрали.
— Моя мечта сбылась, — сказал Онхонто, ложась под одеяло. — Больше никаких слуг. Никто не помогает мне одеваться и раздеваться, я ем сам, в постели. Никто ко мне не заходит, не кланяется и не смотрит восторженным, влюблённым взглядом. Теперь осталось найти розы и садовую лопату.
— Тут есть розы, — сказал Хайнэ тихо.
— Вот и замечательно. Не возражаешь, если я вернусь сюда и буду жить в вашем доме? Конечно, это в том случае, если меня выгонят из дворца.
— Не возражаю… А?! — изумлённо вскрикнул Хайнэ, когда до него запоздало дошёл смысл этих слов. — Это возможно?!