Он медленно приблизился, но она даже не обернулась.

— Как он? — повторил он тот же вопрос, который задавал дочери этой женщины.

— Он будет жить, — сухо отозвалась Верховная Жрица.

Лицо её было пепельно-серым, примерно такого же оттенка, что и весь пейзаж вокруг.

Все её планы порушены, давно вынашиваемый замысел потерпел сокрушительное поражение, но она будет цепляться за свою власть и за свою жизнь, как цепляется за эту ограду, находясь в полушаге от пропасти — подумалось Хайнэ.

Ему вдруг стало её жалко, но за эту жалость довольно скоро пришлось расплатиться.

— Вы не сможете… ничего сделать? — спросил он чуть дрогнувшим голосом.

Когда-то он верил, что магические силы жриц безграничны, и сейчас ему очень хотелось вернуться к этой наивной вере.

— Даже если бы я обладала силой всех демонов Подземного Мира и всех дэймонов Звёздной Выси, мне не удалось бы вернуть красоту человеку, который желает быть уродливым, — процедила Даран сквозь стиснутые зубы.

Хайнэ вдруг вспомнил, как сразу после того, как он закричал — перед тем, как он сорвался и полетел в бездну — она ворвалась в комнату и увидела их двоих.

Воображение, как обычно, дорисовало картину, разукрасив её романтическими красками: мать услышала крик своего ребёнка и прибежала, чтобы защитить его, своего единственного сына.

Чтобы спасти его от демона.

Хайнэ ни на мгновение не поверил в эту сцену, но представил её себе с пресными чувствами давнего гурмана, внезапно утратившего всякую способность различать вкусы, однако продолжающего по привычке питаться деликатесами.

Тем не менее, он сделал по направлению к Даран ещё один шаг.

Тело его рвалось к её телу, а разум — к её разуму: всё-таки она была единственной, кто знал и видел то же, что знал и видел он.

Плоть от плоти.

И ещё она, вероятно, была единственной, кто бы действительно мог понять его и спасти, если бы она пожелала открыться перед ним — вернее даже, просто принять то, что мог открыть ей он.

Но она не хотела, и он это знал.

Даран повернулась к нему и окинула его взглядом, более холодным, чем осенний туман.

— В городе он подхватил заразную болезнь, от которой на его лице остались следы сыпи, и теперь он будет снова носить маску, — веско сказала она. — Рекомендую придерживаться этой версии, хотя бы просто для того, чтобы спасти собственную голову.

— Спасти от чего?

— От смертной казни за то, что ты изуродовал супруга Императрицы, плеснув ему в лицо кислотой. Свидетели, видевшие тебя в его комнате, были.

— Я? — повторил Хайнэ с какой-то дурацкой изумлённой улыбкой. — Я сделал это?

— Ты, — жёстко повторила Верховная Жрица. — Ты всегда завидовал его красоте.

Хайнэ хотел было рассмеяться, но вдруг вспомнил свои мысли накануне знакомства с Онхонто. «Хоть бы под его маской скрывалось какое-то страшное уродство», — злобно думал он тогда.

Его сотрясла ледяная дрожь.

— Я этого не делал, — произнёс он ровным, безэмоциональным тоном.

Несмотря ни на что, мысль эта казалось ему настолько противоестественной и дикой, что у него даже не было сил пытаться доказать, до какой степени она абсурдна.

— Идиот, — сказала Даран.

— Но он ведь не сможет носить маску всю жизнь. Когда-нибудь кто-нибудь всё равно узнает. Его супруга.

Верховная Жрица вновь посмотрела на него пронизывающим, как ледяной ветер, взглядом и, ничего не ответив, ушла.

Я приехать сюда, чтобы сделать кое-что — вдруг вспомнилось Хайнэ.

«Я хотел вытащить вас из клетки, — подумал он отстранённо. — А вместо этого загнал ещё в одну. Теперь вы до конца жизни будете обречены носить маску, чтобы скрывать уродство. И виноват в этом я, потому что я притащил вас сюда. Если бы я этого не сделал, то и вы, наверное, не решились бы. А я был уверен, что подарю вам здесь самые прекрасные дни жизни».

Невзирая на запрет Верховной Жрицы, он заковылял в основной дом.

— Я сказала, чтобы ты не появлялся здесь, — напомнила она, столкнувшись с ним на первом этаже.

— А мне всё равно, — спокойно ответил он. — Это мой дом. И это я могу выгнать вас отсюда. Потом можете вернуться в столицу и приказать казнить меня, четвертовать, сварить в кипятке или что угодно. Но сейчас дайте пройти.

Даран не изменилась в лице.

— Он в сознании, — только и сказала она, посторонившись и пропуская его. — Спрашивал о тебе.