— Мне нужно было запустить в тебя куском агуалы, чтобы ты почувствовал себя более непринуждённо? Поверь, я могла бы, но сейчас осень, где я возьму агуалу?! — Добившись лёгкой улыбки в ответ, Иннин сильнее стиснула плечи Хайнэ. — Какими же идиотами мы оба были, правда?

— Да, да. — Хайнэ засмеялся, но как-то принужденно, и по-прежнему избегая смотреть сестре в глаза.

Иннин предпочла списать это на особенности характера — он всегда был довольно робок с чужими людьми, а они восемь лет провели в разлуке.

— Как там моя любимая книга про принцессу Амасту? — весело спросила она, усаживаясь рядом с Хайнэ на скамейку. — Я велела тебе хорошо заботиться о моих вещах! Надеюсь, ты выполнил наказ старшей сестры?

— Всё в целости и сохранности. Я… — Хайнэ осёкся, посмотрел куда-то в сторону, а потом всё-таки продолжил: — Что касается книги, то я потом хотел раздобыть себе второй экземпляр, но Хатори не смог найти его ни в одной лавке столицы. Пришлось переписывать самому, но если бы ты мне её не оставила, то переписывать было бы не с чего. Даже странно, что у отца в библиотеке не оказалось такой же… В любом случае, спасибо. — Он помолчал, потом чуть улыбнулся. — Не думал, что когда-нибудь скажу это тебе.

Иннин во второй раз почувствовала волну облегчения, более слабую, но не менее приятную: наконец-то Хайнэ начал говорить сам, а не только реагировать на её фразы.

— Ничего не странно, — фыркнула она. — Вся книга наполнена прославлениями принцессы и её достоинств, размышлениями об особом пути женщины, а для отца это как кость в горле!

— Да нет, там больше про любовь.

— Про любовь?! — изумилась Иннин. — Хайнэ, прости меня, но ты несёшь чепуху! Где ты там такое увидел? Ну ладно, у Амасты было множество возлюбленных, но ни один не значил для неё больше, чем её главная цель. Эта книга — про чудеса, про возвращение того, что отняли несправедливым путём, про долгий путь домой!

— Нет, она про любовь, — упрямо возразил Хайнэ и наконец-то вскинул на сестру взгляд. — Что ты мне тут доказываешь, ты в последний раз читала её восемь лет назад!

— Я и в двенадцать лет понимала, что к чему, а вот насчёт тебя не знаю! — запальчиво сказала Иннин.

Какое-то время оба смотрели друг на друга, сверкая глазами.

Потом Иннин рассмеялась.

Ещё немного — и вернутся «обеденные войны», если только им доведётся снова вместе пообедать… и как же это хорошо.

— Кстати, почему ты не появился в зале вместе с мамой и Хатори? — поинтересовалась Иннин и весело добавила: — Вот только не вздумай называть его при мне братом, меня это ужасно злит, сама не знаю, почему!

Хайнэ ничего не ответил и как будто бы побледнел.

Иннин решила оставить эту тему — мало ли, какие у него отношения с Хатори.

— Пойдём погуляем, — предложила она вместо этого, стиснув локоть брата.

Взгляд у Хайнэ внезапно стал каким-то растерянным и беспомощным, и он побледнел ещё сильнее.

— Ну пойдём же, — настаивала Иннин.

— Да, — ответил Хайнэ деревянным голосом.

Сестра потянула его за руку, он поднялся — и рухнул на землю.

Иннин от неожиданности дёрнулась в сторону и отпустила его запястье, а Хайнэ помог встать другой человек, по случайности шедший следом.

Он же дал ему в руки трость, которая — Иннин заметила это только сейчас — лежала рядом с Хайнэ на скамье.

— Благодарю вас, — пробормотал тот, не глядя на незнакомца.

Он вцепился обеими руками в трость и замер, опираясь на неё.

Иннин смотрела на брата, широко открыв глаза. То, что оставалось скрыто от неё, пока Хайнэ сидел на скамье, теперь стало очевидно — слухи о его болезни оказались совсем не пустыми, нет.

Только изуродовано было не лицо Хайнэ, а его тело.

Он стоял, сильно ссутулившись, перенеся почти весь свой вес на руки — очевидно, ноги едва держали его — и благодаря этому выглядел совсем невысоким, на полголовы ниже сестры.

Под широкими тёмно-зелёными рукавами Иннин видела пальцы брата — кривые, бледные и тонкие, почти прозрачные.

— Не стоит благодарности, — сказал, тем временем, человек, который помог Хайнэ подняться на ноги. — Однако будьте осторожны, сегодняшний день располагает к падениям и разного рода несчастным случаям. Я немного разбираюсь в этих вещах.

Он улыбнулся, как будто бы благожелательно, но что-то в этой улыбке Иннин не понравилось.

Она пригляделась к мужчине внимательнее.

Тот был очень бледен, но бледность его, в отличие от белизны кожи Санья, казалась какой-то нездоровой. Тёмные, глубоко посаженные глаза, окружённые тенями, говорили о том, что этот человек или действительно болен, или же слишком много времени проводит взаперти, при свете ламп. Тонкие губы были окружены бородкой, тёмные волосы, слегка завивающиеся на концах — обрезаны чуть выше плеч.

«Простолюдин?! — изумилась Иннин, обратив внимание на причёску. — Здесь?!»

— Как ваше имя? — спросила она, чтобы подтвердить или опровергнуть своё предположение.