Шрифт:
— А на что ещё его тратить? — закатывал глаза Хайнэ. — Чем ты собрался заниматься?
— Просто смотреть по сторонам, — пожимал плечами Хатори.
И он смотрел.
Провожал одинаковым взглядом какую-нибудь заезжую гостью из ближайшего города, разодетую в шелка, крестьянку в оборванном платье на дороге и госпожу, привозившую из столицы новые наряды для Хайнэ. Наблюдал за крестьянами, стоявшими по колено в воде на рисовых плантациях, разглядывал двухэтажные деревянные постройки — в местах, где весенние разливы рек причиняли особенно большие разрушения, дома строились на сваях.
Это было то, что всегда поражало Хайнэ в Хатори: он никогда не отличался особенной общительностью, а порой демонстрировал прямо-таки вопиющее равнодушие к окружающим людям, однако легко находил с ними общий язык и, в принципе, ничего не имел против того, чтобы находиться в центре толпы. Дай ему волю, и он бы целыми днями молча разгуливал по базарным улицам Ашталера, столицы провинции, но тут препятствием стал Хайнэ, панически боявшийся толпы после того, что с ним случилось в Аста Энур.
— Ты уже однажды затащил меня в Нижний Город! — закричал он в ответ на первую же попытку Хатори свернуть в сторону Ашталера. — И оттуда я вернулся таким!
Он яростно растащил в разные стороны полы одеяний, открывая на обозрение свои ноги — толщиной в руку нормального человека, искривлённые и узловатые, как ветви дерева, выросшего в неудачном соседстве с более высокими и могучими собратьями.
Хатори смотрел на него несколько мгновений, а потом отвернулся и дёрнул поводья, заставляя лошадей свернуть на другую дорогу.
— Я мог бы съездить в город один. Ты не против? — спросил он несколько минут спустя, и это был первый случай на памяти Хайнэ, когда Хатори попросил на что-то своеобразного разрешения.
Однако Хайнэ ему отказал.
— Нет, я против! — закричал он, совершенно потеряв в тот момент самообладание. — Не смей! Я запрещаю тебе ездить куда-либо без меня!
Впоследствии он жалел о своём поведении, однако Хатори больше не поднимал этот вопрос, а на то, чтобы сделать это самому, Хайнэ не хватило ни решимости, ни благородства.
К тому же, иногда его мучили сомнения: может быть, Хатори на самом деле не обратил на его слова никакого внимания, и давно уже гуляет по улицам Ашталера, просто помалкивает об этом? Он ведь не из тех людей, которые готовы отказаться от своих намерений просто потому, что им что-то запрещают.
Выяснить это не представлялось возможным. Оставалось только — вот как сейчас — ловить украдкой взгляд тёмно-вишнёвых глаз, прикованный к людям, работавшим в поле, и пытаться понять, о чём Хатори думает.
Может быть, смеётся над дурачком Хайнэ, который возомнил, что его запреты имеют какую-то силу? Жалкий калека, пытающийся придать себе таким образом значимости. Жалкий, отвратительный калека…
В глубине души Хайнэ не верил, что Хатори может думать именно так, но бывали моменты, когда у него в голове вдруг что-то заклинивало, и он начинал видеть презрение и насмешки в глазах каждого человека, который находился рядом с ним, включая семью и брата. К горлу душным комом подкатывала паника, хотелось вскочить на ноги и бежать, бежать, бежать — на край света, от всех этих людей, а лучше рухнуть в чёрную пропасть, ведущую прямо в Подземный Мир.
Но бежать он не мог.
К счастью или к несчастью…
Повозка, скрипнув, остановилась, и этот звук позволил Хайнэ опомниться. Тёмные мысли подступали незаметно и затягивали, как течение в реке — оглянуться не успеешь, как тебя уже вынесло на глубину, и ты понимаешь, что тонешь.
Хайнэ оглянулся, зябко повёл плечами.
По правую сторону обочины расстилалось цветущее поле, бело-зелёно-золотистое, с редкими вкраплениями алых кациний — как будто несколько капель крови пролили на разноцветное полотно.
Спрыгнув с повозки, Хатори распахнул в ней дверь и протянул к Хайнэ руки.
— Пойдём полежим в траве, — предложил он.
Хайнэ готов был уже согласиться, как вдруг заметил на противоположной стороне поля девушку и, побледнев, покачал головой.
— Ты иди, — пробормотал он. — Я здесь посижу. Земля ещё холодная.
Хатори не заставил себя долго упрашивать.
Он никогда не заставлял — порой к большому сожалению Хайнэ.
Он прошёл несколько шагов, раздвигая высокие травы, и сделал то, что предлагал названному брату — рухнул в цветы, закинув ногу на ногу и подставив лицо солнечным лучам, лившимся с пронзительно голубого неба.
Хайнэ смотрел на его рыжие волосы, рассыпавшиеся среди нежно-зелёной травы, одновременно чувствуя на себе взгляд незнакомой девушки
«Что она на меня смотрит?! — подумал он с отчаянием. — Смеётся, да?! Как смешно…»
Руку его, лежавшую на колене, внезапно что-то защекотало, и Хайнэ, опустив взгляд, с удивлением заметил бабочку, бесстрашно опустившуюся к нему прямо на запястье.
Он замер, стараясь не спугнуть её и глядя на прозрачные нежно-золотистые крылышки.
«Да нет же, — промелькнуло в его голове. — Она не знает, что я урод. Она видит только моё лицо, и я кажусь ей симпатичным. Она любуется мной…»