— Нет, я…

— Поедет, — вдруг перебил Хатори.

Хайнэ чуть не подскочил на месте и метнул в его сторону разгневанный взгляд.

— За отсутствием старшей сестры её обязанности в нашем доме выполняю я, — невозмутимо заявил названный брат. — И я говорю, что Хайнэ поедет.

— За отсутствием старшей сестры её обязанности, вообще-то, должна выполнять я! Но Хайнэ в любом случае не отвертеться, — подхватила Нита.

Хайнэ испуганно переводил с сестры на брата взгляд.

— Мне нужно… мне нужно хотя бы переодеться, — проговорил он быстро, чувствуя, что ещё немного, и его поволокут к экипажу без его согласия, а он не сможет совершенно ничего сделать.

— Хорошо, я подожду тебя здесь, — легко согласилась Нита, и глаза её весело сверкнули. — Оденься понаряднее, братец, ты будешь там прекраснее всех.

Хайнэ знал, что это не намеренная насмешка с желанием его унизить, но слышать это было примерно так же тяжело, как сравнение его красоты с красотой Онхонто в крестьянском доме.

— О, наш брат знает толк в нарядах, — усмехнулся Хатори, подхватив его на руки.

Оказавшись с ним наедине, Хайнэ дал волю гневу.

— Почему ты постоянно пытаешься куда-нибудь меня затащить?! — закричал он, прикрыв двери комнаты. — В Нижний Город, в столицу, во дворец, теперь ещё в дом Марик Фурасаку, которой ты никогда в жизни не видел! Тебе просто нравится надо мной издеваться, да? Впрочем, я это понял ещё вчера, когда ты устроил ту безобразную сцену в дворцовом саду, сделав меня посмешищем в глазах всех гостей!

Хатори, казалось, слегка растерялся под градом посыпавшихся на него упрёков.

Не самых справедливых, конечно — Хайнэ это понимал, однако заставить себя остановиться не мог.

Хатори действительно уговаривал его поехать вместе с ним в Аста Энур, но в глубине души Хайнэ и сам этого хотел — его искушала возможность послушать, что говорят в столичных домах об «открытии» сезона — писателе Энсенте Халии.

— Я думал, тебе будет интересно, — наконец, сказал Хатори. — Хотел, чтобы ты увидел дворец.

— Хотел, чтобы я увидел дворец! — возмущённо повторил Хайнэ. — Я ненавижу всё, что связано с дворцом и Храмом, ненавижу лютой ненавистью, больше всего в жизни! Ты прожил рядом со мной почти восемь лет, однако не знаешь даже этого! Что ты вообще обо мне знаешь? Что можешь обо мне сказать?

Хатори, как обычно, воспринял вопрос буквально.

— Например, что ты и Энсенте Халия — одно лицо, — сказал он. — Это знаю один лишь я.

— Ха! — фыркнул Хайнэ. — А есть ли у тебя хоть малейшее представление, почему я выбрал именно такой псевдоним?

Названный брат молчал.

Хайнэ внезапно почувствовал себя виноватым: может, Хатори и не знал, что Энсенте Халия — это искажённое Энсаро Хаалиа, однако без него «знаменитого писателя» бы не существовало. Некому бы было раз за разом отвозить рукописи в столицу и договариваться с издателями, да что там — никто бы никогда не увидел этих рукописей вообще.

— Тебе просто самому нравится ездить по разным местам, вот и всё. Ты слишком любишь смотреть по сторонам, и это единственное, что занимает тебя в жизни, — тем не менее, пробормотал Хайнэ, хотя и уже без прежнего запала. — Тебе не интересно собственное прошлое, ты даже не задумываешься о будущем, ты живёшь, как бабочка, одним днём. Я не против, конечно — делай со своей жизнью, что хочешь. Только оставь меня в покое.

Хайнэ отвернулся и закрыл глаза.

На мгновение ему стало страшно: а что, если Хатори сейчас возьмёт и последует этому совету?

Потом стыдно: Милосердный учил прощать людям то, что не нравится в них, относиться к ним с терпением и добротой. А он…

Несколько минут Хайнэ боролся с собой, пытаясь заставить себя пойти на попятную. Не извиниться, нет — не будет он перед ним извиняться! — но найти какой-то предлог для того, чтобы помириться.

Молчание затягивалось.

В тот момент, когда Хайнэ, не выдержав, уже почти решился повернуться, он почувствовал на своих плечах чужие руки.

— Переодевайся давай, — сказал Хатори. — Что хочешь надеть?

Как будто бы ничего и не было.

«Слава Богине, — с облегчением подумал Хайнэ. — Мне не придётся ничего говорить самому…»

Однако словно какая-то злая сила заставляла его продолжать строить из себя обиженного.

— Я же сказал, что не поеду, — проворчал он. — Тебе всё равно, что я говорю.

— Чего ты боишься? — спросил Хатори, доставая из шкафа вчерашнее одеяние, то, что было приготовлено для приёма во дворце.

Хайнэ вздрогнул, заново переживая своё унижение: он был уверен, что всё выдержит, однако после того, как ему пришлось самостоятельно пройти через Великие Ворота, он понял, что не сможет выстоять на собственных ногах отведённое для визита время, а держать его на руках в церемониальном зале Хатори, разумеется, не мог.

А потом ещё случилась эта ужасная сцена…

— Надо мной будут насмехаться, — сказал Хайнэ горько. — И злословить. В лучшем случае, не в лицо, а за спиной.

— Брось, Хайнэ. — Хатори ловко развязал его пояс и стащил с него верхние накидки, оставив его в одной только шёлковой сорочке. — Обо мне будут злословить куда больше. Наверняка есть люди, которые знают, что я тебе не родной брат, сплетни об этом просочатся, и следующие полгода все будут обсуждать, чей я на самом деле побочный сын или любовник. Или хочешь, я надену цветной наряд. — Наклонившись через плечо Хайнэ, Хатори посмотрел ему в лицо и улыбнулся. — Тогда все сочтут, что я актёр, нахально заявившийся в знатный дом, поднимется страшный скандал, меня засыплют оскорблениями, и никто и не вспомнит о твоей болезни.