«Никогда, — напомнил себе он. — Никогда этого не случится. Даже крестьянская дочь побрезговала мной и предпочла Хатори. И была права, потому что разве мог я хоть что-то ей дать?»

На мгновение он ощутил себя героем известной повести о бедняке-простолюдине, которому очень хотелось хотя бы раз в жизни попасть в господский дом. Однажды он загадал желание у священного дерева, и оно исполнилось: в награду за хорошую службу его пригласила на приём знатная госпожа. Однако дать соизволение пройти через парадную дверь забыла, и вот он пришёл в назначенный час в своём лучшем платье, увидел в доме прекрасных мужчин и женщин, услышал музыку, почувствовал аромат изысканных блюд, но зайти и прикоснуться ко всему этому не смог. Мораль в повести была такова: нечего даже мечтать о несбыточном, потому что потом будет только хуже.

— Ой, — сказала, тем временем, Нита, чуть покраснев. — Я рассказывала Хайнэ про твоего брата. Надеюсь, ты не обидишься?

— Да ничего, — чуть усмехнулась Марик. — Об этой истории болтает весь город, Хайнэ всё равно рано или поздно бы её услышал.

— Мне так жаль вашего брата, — пробормотал Хайнэ.

Ему действительно было жаль.

Марик нахмурилась, между красивыми, изогнутыми полумесяцем бровями пролегла складка.

— Сам виноват, — сказала она, сжав губы. И тут же, смягчившись, провела по лицу рукой. — То есть… Видите ли, Хайнэ, я… Я безмерно уважаю госпожу Илон. Она прекрасная поэтесса, очень умная женщина, она была моей учительницей в университете. Все говорят, что её поступок отвратителен и безнравственен, и с этим, конечно, сложно не согласиться. Судите сами: она приходила в наш дом с тех пор, как моему брату исполнилось тринадцать. Она была для него и подругой, и наставницей, и второй матерью. Наши родители прекрасно понимали, что её посещения носят не только… покровительственный характер, однако закрыли на это глаза, потому что Никевия не мог думать ни об одной женщине, кроме неё. Их связь продолжалась в общей совокупности восемь лет, и вот теперь она решила оставить его без объяснений. Всё это очень жестоко, но она никогда не обещала взять моего брата в мужья. Она всегда придерживалась необычных принципов, и Никевия это знал. Думаю, за это он её и любил. Так что мне сложно слышать обвинения в том, что она много лет обманывала моего брата, это кажется мне нечестным. Не знаю, может быть, я не права.

Она внезапно повернулась и прямо посмотрела Хайнэ в глаза, как будто спрашивая, согласен он или нет.

Хайнэ замер на месте, но взгляд не отвёл.

Глаза у неё были большие, похожие на лесные озёра с тёмной водой, в которой отражается полуденное солнце.

— Мне сложно судить, — сказал он очень тихо. — Но, думаю, вы разрываетесь между двух огней. Трудно занять чью-то сторону, когда люди, вовлечённые в скандал, вам одинаково близки.

— Я не люблю лицемерие, хоть и приходится среди него жить, — невпопад произнесла Марик, прикрыв глаза и отвернувшись.

Больше она ничего не добавила, и Хайнэ внутренне сжался, боясь, что сказал что-то не то, задел или разочаровал её своим ответом.

— А где же тот актёр? — внезапно произнесла одна из дам. — Уже ушёл, а я и не заметила… Я думала, ты познакомишь нас с ним.

— Как актёр?! — почти вскрикнула другая. — Марик, вы и в самом деле позволили актёру войти через парадные двери? Я понимаю, что вы… но это уж…

Она осеклась, и лицо её стало пунцовым.

«Вот оно, началось, — вздрогнув, подумал Хайнэ. — Они сейчас засыплют Хатори оскорблениями».

— Этот человек не актёр, он мой брат, — сказал он, но никто не услышал его голос из дальнего угла, никто не обратил внимания.

Нужно было сказать громче, но кричать было неприлично, и до чего же жалко это выглядело — незаметный калека, безуспешно пытающийся встрять в разговор.

Пока Хайнэ пытался собраться с силами, чтобы повторить свою попытку, заговорил ещё один человек, мужчина:

— Чему вы так удивляетесь, госпожа? — спросил он насмешливо. — Лично я готов поверить даже в то, что наш прекрасный цветок в конце концов достанется какому-нибудь такому актёру.

Марик поднялась на ноги и прошлась по комнате.

— Цветок притягивается к цветку, красивое к красивому, — сказала она с наигранно беспечным видом. — Мне нравятся актёры, они дарят нам красоту.

— Цветок должен притягиваться к бабочке, это закон, который установлен Великой Богиней, — ответил мужчина, уже не скрывая сарказма. — Или будете спорить, госпожа Марик?

— Не буду, — пожала плечами Марик. — Но что же поделать цветку, если достойной бабочки, способной подарить ему драгоценный плод, так и не нашлось? Он лучше будет любоваться другими цветами, вместо того, чтобы растить в себе гниль.

Мужчина побагровел: очевидно, этот намёк относился в какой-то степени и к нему.

«Отвергнутый возлюбленный», — одними губами прошептала брату Нита, подтвердив его предположение.

— Цветку не следует забывать о том, что лето не вечно, — сообщил он откровенно ядовитым голосом. — Оно закончится, и он завянет.

— Возможно, предназначенная мне бабочка любит увядшие цветы, — засмеялась Марик.

Судя по её виду, колкие реплики абсолютно её не задевали, и это только злило её собеседника больше.

— Возможно, предназначенной вам бабочки просто не существует на свете! — в конце концов, не выдержал он.

— Может быть, и так, — не стала спорить Марик. — По крайней мере, сейчас существует лишь один человек, которому я бы позволила, как вы изящно выразилась, стать моей бабочкой. И это не вы, поскольку я предпочитаю бабочек, а не назойливых мух.

— Так скажите же нам его имя, — прошипел мужчина, вне себя от нанесённого ему прямого оскорбления. — Если вы его ещё помните, госпожа.