Результат от ментов и бандитов пришел почти одновременно — видимо, и те, и те, пользовались агентурой, работающей на обе стороны. Жевунов скрывался в Самаре, вернее, жил припеваючи, официально взяв фамилию жены и став Клокиным. Аббас сел в свою «шестьсот пятидесятую», и через одиннадцать часов бешеной гонки был в городе на Волге. Жевунов-Клокин визита Аббаса явно не ждал, хотя сильно удивленным не казался. Аббасу не пришлось даже объяснять причину своего появления, потому что хозяин вынул из сейфа явно заранее подготовленные материалы, из которых ясно следовало, что деньги за квартиру Аббаса «Простор» на расчетный счет «НСХ» перечислил сполна. Венцом доказательств, что документы — не липа, была платежка с синей (настоящей, чернильной, а не рисованной на принтере!) отметкой Сбербанка об оплате. «Все претензии к господину Остачнему», — словно говорил Аббасу потный бегающий взгляд Жевунова-Клокина.

Да, Остачний был серьезной фигурой, и «наехать» на него силами, имеющимися в распоряжении Аббаса, было немыслимо. Об это прямо заявил Жора-Скальп, сказав, что в бодании с РУБОПом шансов не больше, чем у бультерьера против паровоза, а Прокопич напрямую посоветовал «забыть о бабках, потому что жизнь конкретно дороже».

— Я не знаю, почему Аббас не послушал советов умных, опытных людей, — сокрушенно крутила головой Ива. — Я тоже ему говорила: ну ее к черту, эту квартиру, забудь, это всего лишь деньги, заработаешь еще! Он соглашался, а потом вскакивал и кричал, что его никто еще в этой жизни не имел, и он не может допустить, чтобы его так поимели. И потом — я говорила, мол, заработаешь, но это я хотела поддержать его, потому что с деньгами у нас становилось все хуже и хуже. В начале 99-го он дал мне банковскую карточку и сказал: трать — не сколько хочешь, но сколько нужно, и я год проблем не знала. В конце года он сказал, что я транжира, и карточку у меня забрал. Не знаю, я ни копейки лишней не потратила. У них тогда ни с того, ни с сего натянулись отношения с Сашей Качугиным и особенно с Ритой (я предполагал, почему у Аббаса могли натянуться отношения с Ритой, но вслух, разумеется, не сказал), и Саша перестал давать Аббасу объекты. А еще он несколько раз крупно проиграл в казино, в общей сложности тысяч пятьдесят, может, больше. Год назад, думаю, он оставил бы Остачнего в покое и просто купил бы новую квартиру, но к концу 99-го денег уже не было. И — главное, это его: «Я не позволю, чтобы меня поимели, я вопрос решу». Вот и решил.

Аббас пошел к Остачнему и выложил на стол документы, полученные у Жевунова. Сказал, что суд «НСХ» однозначно проиграет, деньги придется вернуть плюс заплатить моральный ущерб. После решения суда он, Аббас Эскеров, постарается подать иск против самого Эн. Гэ. Остачнего по факту мошенничества. «Шансов немного, но нервы и репутацию я вам попорчу», — открыто заявил Аббас. Даст материал против Остачнего в газеты — в «МК» Хинштейну и в «Коммерсантъ» Тополеву. И, последнее: Аббас запишется на прием к теперь уже Министру внутренних дел Рубайло и все расскажет ему про проделки его зятя.

Остачний испугался. «Ну, зачем так-то? — примирительно заюлил он, не глядя Аббасу в глаза. — Разумеется, мы можем договориться». И — пообещал Аббасу, что вернет деньги. «Вы твердо даете мне в этом честное мужское слово?» — переспросил Аббас. «Даю слово», — в точности, как герой актера Леонида Марков в фильме «Долг», сказал Остачний. Аббас поверил, и это была точка невозврата.

Вся зима, весна и начало лета 2000-го были посвящены встречам Аббаса с Остачним по вопросам урегулирования проблемы. Сначала Остачний предлагал квартиру, и Аббас ездил по объектам «НСХ», смотрел разные варианты. Но ни один из них в итоге не устроил, и все вернулось к деньгам. Потом оказалось, что денег в кассе нет, и надо подождать «недельку-другую», пока не продастся какая-нибудь квартира в одной из новостроек. Наконец, в начале июля Остачний позвонил и сказал, что он готов отдать первый транш — пятьдесят тысяч долларов. Встречу назначили на 12 июля в офисе «НСХ».

— Я отвела Дашку в школу и сидела дома, а Аббас уехал встречаться с Остачним, — говорила Ива. — Он был в прекрасном настроении, вечером мы обсуждали покупку новой квартиры, даже лучше, чем та, злосчастная, и дешевле. Прямо от Остачнего Аббас собирался ехать к застройщику делать первый взнос. Но вместо этого через три часа он вернулся домой в сопровождении кучи ментов и в наручниках. Мне он успел сказать, что Остачний его подставил, и ему «шьют» 163-ю статью, вымогательство, до 14 лет. Менты сунули мне под нос ордер на обыск и закрыли меня на кухне, но все было слышно. Они начали шмонать, но долго не искали, потому что в бельевом шкафу у нас обнаружился пакет с кокаином, или героином, не знаю. Все загалдели, полезли к Аббасу в джинсы и вытащили у него из заднего кармана еще пакетик с порошком. Аббас закричал: «Суки, подстава!», но понятые, которые были с ментами, закивали — мол, видели, видели. Они и меня спрашивали, давно ли мой муж употребляет наркотики? Я отвечала, что, конечно, мой муж не употребляет наркотики и что всем очевидно, что пакеты нам подбросили, а их главный так серьезно сказал понятым, что, наверное, я тоже наркоманка. Я спросила, не наркоманка ли, по его мнению, также и наша семилетняя дочь, на что мент сказал, что он это вполне допускает, и что таких, как мы, нужно лишать родительских прав. Аббас сидел на табуретке посреди комнаты с руками, скованными за спиной, и был в полной прострации. И тут один мент, типа, сочувствующий, предложил ему попить. И я, же дура, не сообразила тоже! Он пошел на кухню, налил воды в стакан и чего-то замешкался. Принес стакан, дал Аббасу — тот выпил взахлеб, текло по подбородку, — понятно, сушняк какой от таких нервов. И тут как закричит: «Вода горькая, вода горькая!» Вскочил с табуретки, согнулся, типа, хотел блевануть, но наручники же, два пальца в рот не сунешь. Его усадили, прижали к табуретке. Старший мент говорит так серьезно и радостно: «Ну, вот, теперь не открутишься, наркоман проклятый! Давайте, товарищи, подписывать бумаги». И все — понятые подписали. Я прочитала — в шкафу якобы нашли полкило героина, а в кармане у него — полтора грамма кокса. Я знаю — это гигантские количества. Аббаса забрали, он в дверях посмотрел на меня с такой тоской, до сих пор душу рвет. Вчера утром позвонил этот мент, сказал, что ему предъявили обвинение по статье 163 часть 2 и по 228 в особо крупных размерах, это наркотики. По первой ему светит семь лет, по второй — вообще десятка.

И, видимо, не в силах больше сдерживаться, Ива зарыдала. Мужики снова заскрипели шеями, ожгли меня осуждающими взглядами — эх, что ж ты такую кралю плакать заставляешь? На аборт денег, что ли, жалко? Теперь я хмуро крутил по скатерти стакан, — ну, не по голове же ее гладить в утешение, в самом-то деле?! Да, дела-а… Кроме как «полный пи…дец» и сказать-то нечего.

— Чем я могу помочь? — наконец, по-деловому спросил я.

— Да я даже и не знаю, — гнусавя. ответила Ива, с помощью платка борясь с тем, что текло из глаз и из носа. — Денег я не прошу, хоть дома ни копейки, денег обещал Борис дать. Ездить нужно по всяким делам, туда-сюда, передачи возить, мне не на чем. Адвокат нужен, нет у вас знакомого хорошего адвоката?

Я тут же бросился звонить Ведецкому, хотя прекрасно помнил, что Александр Алексеевич — не «уголовник», а «гражданский» адвокат. Ведецкий ответил, выслушал, сказал, что, разумеется, у него есть хороший знакомый — прекрасный адвокат по подобного рода делам и сразу же продиктовал телефон. Ива записала номер и подняла на меня глаза, полные благодарности.

— Я очень благодарна вам, Арсений Андреевич, — сказал она, — что вы приехали, что выслушиваете тут мои сопли и предлагаете помощь. Я примерно представляю, на чем испортились ваши с Аббасом отношения и прекрасно понимаю, что он был… как бы это сказать… неправ. Вы — благородный человек. Не уверена, что на вашем месте Аббас поступил бы так же.

Я сдержанно кивнул, хотя на самом деле мне очень, о-очень приятно было слышать такое про себя. Или — такое из уст Ивы Эскеровой?

Весь остаток лета я мотался с Ивой по делам ее мужа и, если бы не Питкес, это не могло бы не отразиться на бизнесе. Но Самойлыч был надежен, как Третьяк в воротах, а мы ездили к адвокатам, встречались с журналистами, милицейскими чинами, просто с нужными людьми. Через одного телевизионщика — бывшего ВИДовца, которому мы на «ура» сделали одну из первых Аббасовских квартир, вышли на известного юриста-правозащитника Харчевского. Правда, правозащитник делом заниматься отказался, сославшись на то, что как-то все грязновато, наркотики, на самом деле шепнув другу-ВИДовцу на ушко, что переть против «сам знаешь кого» — он не Александр Матросов, отнюдь. Через Жору-Скальпа, с которым и у меня сохранились наилучшие отношения, закинули в СИЗО, где держали Аббаса, «маляву», о том, что этот человек, хоть не из «пиковых», но непростой, и относится к нему нужно с уважением.