– Теперь и ты есть видевшая извержение, - заявил я, взбираясь обратно в седло.
– А Дваш есть видевший его и раньше.

***

Выбравшись на дорогу, мы пустили отдохнувших лошадей галопом. Дваш не только легко бежал рядом, но ещё и время от времени пытался ухватить меня за штанину. Пришлось остановиться и подобрать крепкую палку, тогда он от меня отстал - я швырял палку, а он приносил её обратно. Мы удалялись от горящего дирижабля, одновременно приближаясь к границе с Камаргом, пруд Влюблённых остался позади, лошади потихоньку уставали, а меня вновь стала мучить проклятая боль в заднице. Даже на корабле мне не было так плохо!

– Привал, - скомандовал я, сползая с лошади.

– Мы уже почти на границе, - возразила Лона

– Мы все есть нуждающиеся в отдыхе.

Дваш прыгнул на меня, повалив на грязную траву, показывая тем самым, что уж он-то ни капли не устал. Я собрал хворост и стал разжигать костёр, Лона разобралась с лошадьми, Дваш куда-то убежал, но быстро вернулся, притащив в зубах здоровенного зайца. Несчастное животное жалобно кричало, а пёс жрал его у нас на глазах. Я порадовался, что собаку сегодня не надо кормить, а Лона сказала, что он такой же жестокий, как я.

Костёр весело запылал, Лона дала мне кусок свинины из убитого ею кабана, и я уже собрался его пожарить на огне, но тут мясо исчезло. Вот я держал его в руке, собираясь насадить на прутик, а вот его уже нет. Слушая чавканье из кустов, я думал, что псина как-то очень быстро обнаглела и стала создавать лишние трудности. Он не мог быть голодным, сожрав огромного зайца! А если и не утолил голод - обученная собака не отбирает мяса у хозяина!

Но я не очень сердился. Еды вдоволь, да и с чего вдруг пёс должен питаться только тем, что сам поймает? Я начал разогревать то, что мы купили в трактире, но Лона отогнала меня от костра и приготовила всё сама. Получилось, как и в прошлый раз, великолепно. А может, всё дело в том, что мне нравилась Лона, и потому нравилось всё, что она готовила. Да и далеко не каждому готовит ужин принцесса.

Пока ели, я пытался рассказать, что ей делать на пропускном пункте. Говорить поменьше, раз уж она никогда не врёт. Но если придётся говорить, то она - дочь подданной израильского короля, сейчас без подданства, но вскоре выйдет замуж и примет подданство короля Эльдорадо. Зовут её Лона, а меня - Шмит, я из Эльдорадо, и это почти всё, что она обо мне знает.

Говорил я долго, и она внимательно слушала. Мне так казалось, пока я не заметил, что она заснула сидя. Я, как мог, устроил ложе для сна, перенёс её туда и лёг рядом. Она осталась в кольчуге, это уже достаточная гарантия целомудрия в отношениях. Да и устали мы так, что это сошло бы за вторую гарантию. Но я даже глаз сомкнуть не успел, как раздался дикий вопль, и тут же ржание обоих коней. Я бросился к ним, но там на вид было всё в порядке. Мне оставалось только их успокоить, и кое-как это удалось.

Прибежала заспанная Лона, потрясая арбалетом. По её словам, так вопит демон перед смертью. Оставив лошадей, я обнял принцессу за плечи, и даже через кольчугу почувствовал, как она вздрогнула всем телом. Собрался сказать что-нибудь романтичное, но тут ужасный вопль повторился где-то далеко.

Я сел, прислонившись к стволу дерева, Лона тотчас же рухнула рядом, аж кольчуга зазвенела. Она прижалась ко мне, но не заигрывая, а ища защиты от ночных тварей. Но перед первой же появившейся перед нами ночной тварью мы оказались бессильны. Дваш принёс в зубах кусок тряпки, окровавленной, вонючей и завшивленной, и с гордым видом положил его у наших ног. Мне удалось палкой отправить этот боевой трофей в костёр, хорошо, что тот ещё не погас.

– Это кто-то пытался украсть наших лошадей, а Дваш его прогнал?
– спросила Лона.

– Я не есть знающий, Дваш есть прогнавший конокрада, или Дваш есть съевший его.

– Да, крик как-то резко прекратился. После того, как он сожрал живого зайца, я ничему не удивлюсь. Дарен, я уже не засну. Может, поедем дальше? Лошади, правда, толком не отдохнули, но мы их и не будем мучить галопом.

– Галоп есть мучающий больше всех мою задницу, - буркнул я.

Лона, посчитав мой ответ согласием, начала сворачивать лагерь, и мне ничего не оставалось, как помочь ей. Самым хлопотным было привести в порядок Дваша, оттереть его морду от крови, свежей и запёкшейся. В таком виде я не хотел показывать его пограничникам. Пёс принял это за игру, и порвал в лоскуты четыре тряпки, а я потратил на него почти весь запас воды. Тем, что осталось, так-сяк умылись мы с Лоной.

Лошади, хоть и уставшие, сами рвались перейти на рысь. Послушные, выносливые, быстрые, неприхотливые - полный набор достоинств. А отбитая об седло задница - вина не жеребца, а неумехи-всадника. До пропускного пункта мы добрались быстро. Спешились, я взял пса на поводок, хоть ему это явно не нравилось. А вот намордник пришлось надевать долго, и удалось это не мне, а Лоне. Она что-то наговорила ему на израильском языке, и Дваш смирился, услыхав родную речь.

Пограничник Бенгдт, если верить надписи на его мундире, обрадовался нам так, будто мы привезли ему в подарок миллион золотых монет. Или, по крайней мере, тысячу. Он был в восторге от всего - и от нас, и от наших лошадей, и от нашей собаки. Наши вещмешки тоже вызвали у него огромный интерес, но это как раз нормально - в Гроссфлюсе пограничная стража и таможня объединены.

– Подождите, сейчас подойдёт мой коллега из Камарга мсье Рене, он тоже непременно должен увидеть таких замечательных путешественников!
– безостановочно изливал своё восхищение Бенгдт.