Меланья бы с легкостью убедила себя, что произошедшее двумя днями ранее — страшный сон, ежели б не чужая хата и больной спящий ребенок. И тяжесть, свинцовая тяжесть на сердце. Оно понимало, а разум отказывался верить...

Меланья бесцельно прошлась по комнате, пощупала сохнущее на веревке платье, стоящие возле печи сапоги. По правде, последние уж ни на что не похожи были. А платье высохло. Молодая женщина быстро переоделась, сложила нижнюю рубашку Праски на лавку и натянула сапоги.

— Где мама? — испуганно вопросила проснувшаяся девочка. Совсем еще малышка.

— Т-с-с, мама коровку доит. Лежи-лежи, куда? — удерживая порывающуюся встать Сюшу, прошептала Меланья.

— Я к ней пойду.

— Она сейчас вернется, не надо к ней ходить. Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо, — пискнул ребенок. — Тетя, почему вы у нас ночевали?

— Потому что на дворе дождь лил, а мой дом... он далеко.

— А-а-а, вы путешествуете? А сумка ваша где?

— Какая сумка? — задумавшись о грустном, не сразу поняла Меланья. — Ах, сумка... Я без сумки, совсем налегке.

— Какая ж вы тогда путешеств... — возмутилась было Сюша, тут же хрипло закашлявшись. Меланья сочувственно сжала ее ручонку.

— У путешественника обязательно должна быть сумка, — откашлявшись, назидательно произнесла девочка. Меланья пригладила ее курчавые светлые волосы. Накатили воспоминания о брате, излюбленных его "почему". Вместе с этим постоянно ноющее сердце вовсе разболелось, и Меланья принялась убеждать себя: близкие живы. Иначе просто быть не может.

— Не грустите, тетя.

— Не буду, — нечестно кивнула Меланья.

Возвратилась Праска с молоком в кувшине.

— А вот и я, моя птичка! Как чувствовала, что проснешься! — защебетала она, искусно скрывая беспокойство за веселостью. — Молоко с медом пить будем?

— Будем! — откликнулась Сюша.

— Жар, я надеюсь, спал? Ну-ка... Вот и хорошо! — прикоснувшись рукой к дочернему лбу, возрадовалась мать. — Сейчас молоко нагрею и будем завтракать.

— Я пойду, пожалуй, — промямлила Меланья: неудобно было объедать их.

— Щас! Разогналась! — вплеснула руками Праска. — Во-первых, поешь. Во-вторых, тебе хоть есть, куда идти?

И тут Меланья вспомнила про крестного.

— Есть, — твердо ответила она. — Вчера я просто не дошла.

Праска оглянулась, ненадолго задержала взгляд на отрешенно-каменном лице.

— Ох, эти "просто"!.. Все равно не евшую не выпущу.

Распрощавшись с хозяйкой и ее дочкой, Меланья отправилась в город.

Почти сразу после того к Праске заскочила соседка-сплетница, жаждущая узнать побольше про странную путницу. Ее удивило известие, что Сюша явно поправляется и сегодняшним днем кашляет меньше. Вежливо порадовавшись, соседка расспросила про Меланью и, осененная чем-то, поспешила убежать якобы к вот-вот готовой родить телушке. Спустя недолгое время к Праске пришел стражник и вместо приветствия спросил, не сподобившись даже шапку снять:

— Правда ли, что твоя дочь выздоравливает вопреки словам лекаря?

— А чавой? — приняв излюбленную скандальную позу, то бишь уперев руки в бока, угрожающе прищурилась женщина. — Ты знаешь, что у нас тут, в пригороде, за лекарь, а? Он скорее в могилу сведет, нежели вылечит! До смерти залечит! Чаво ж удивляться, что его слова не сбываются?.. И слава Вилясу, что не сбываются!

— Правда ли то, что этой ночью ты приютила некую неизвестную Меланью? — спокойно продолжал стражник, ничуть не удивленный бабской склочностью.

— Было такое... К чему эти расспросы?!

Но детина не ответил, вышел, хлопнув дверью, да только его и видели.

Через некоторое время двое стражников следовали за Меланьй в базарной толпе, переглядываясь между собой. Приблизившись к молодке, один дернул подбородком в ее сторону и неожиданно перехватил женщину под руку.

— Здравствуй, красавица, — выставляя напоказ кривые зубы, оскалился стражник. Был он молодым, высоким и тощим, как жердь.

Меланья растерялась. Тут второй стражник, полная противоположность напарника, коренастый и толстый, подхватил под другую руку.

— Пустите! — дернулась наша панна. Не успела она и глазом моргнуть, как запястья скрутили жесткой веревкой, а в рот сунули какую-то тошнотворного запаха тряпку.

— Глаза завяжи, сия поганка зело очаровать ими может.

В ту же колодежку очи Меланьи были завязаны. Узел на затылке вышел столь крепким, что, казалось, глаза вот-вот уйдут глубже в череп.

Стражники куда-то ее повели; каждый со своей стороны то и дело подгонял шлепками, причем не по спине. Из похабных шуточек Меланья никак не могла уразуметь, что происходит, пока один не сказал: