У Меланьи сердце болело за Зоека и Стольника. Тяжко поддавалось описанию ее тогдашнее состояние: спокойствия не было, хотя и тревоги — тоже. Душа, как ненароком влетевшая в избу синица, стремилась покинуть узилище. Молодка готова была сносить любые тяготы и опасности, лишь бы видеть мужа каждый день... Но так же, как птица, душа ее билась в хаотичных порывах о стены, не смекая, где выход. Отделившую от Зоека дверь закрыл здравый смысл: молодая женщина понимала, что только ее не хватает на фронте, помнила, каким выдалось путешествие до Жувеча, и не то что не решалась — не позволяла себе даже думать о сем.

Карты сулили мужу удачу, крестному — беспокойство. Но не могло гадание развеять тоску и скуку. Тошно было Меланье в дремучей пуще, хотелось на простор, пусть там и грохотали сейчас выстрелы...

Даже сны — и те военными были. Порой в разноцветных пороховых дымах видела Зоека, вздымающего саблю в приказе атаковать; порой — Стольника, чаще всего совещающегося с князем. Вещунья не уставала молить Виляса, дабы с ними все было благополучно.

***

Буде кому захотелось одной ночью поглядеть на избу, в которой жили Меланья с Ежкой, тот удивился бы зело, увидев чудное: дым не повалил, по обыкновению, из трубы, а наоборот в нее втянулся.

Чьи-то пальцы скользнули по щеке Меланьи, вещунья заулыбалась во сне, сладко вздохнула. Увы, ничто не вечно: глас рассудка заинтересовался в личности подарившего нежное прикосновение, лоб кольнуло, и Меланья, окончательно проснувшись, скатилась с полатей, грянулась об пол ладонями и коленями — точно кошка на четыре лапы. Подняла голову и воззрилась на незнакомого статного молодца, виднеющегося в свете догорающей лучины.

— Чего ж ты испугалась так, — незнакомец наклонился, взял ее за плечи и поставил на ноги. В движениях отмечалось нечто змеино-плавное, в речи — шипящее, а внутри него, как в свертке из тонкой ткани на свету, Меланья смутно увидела свертывающегося кольцами крылатого змия.

— Истомилась, поди, без ласки... — сложно было сказать, то ли руки обнимают стан, то ли кольца с холодной чешуей окручивают. Дыхание сперло, и Меланья с трудом, как завязающую в киселе, подняла руку. Отогнанный крестом, молодец отступил с обиженным лицом.

— Сгинь, нечистый! — строго приказала вещунья. — Не ту избрал!

Война для обольстителей — если не мед, так малина. Множество вдов и солдаток остаются одни по избам да хатам, и далеко не каждая находит в себе силы оборониться.

— Не спеши гнать, — ответствовал змий, склонив голову к плечу, — много чего знаю я, авось, куплю этим расположение твое?

— Я вещунья, тоже много знаю.

— Но вещунья неумелая и не можешь видеть свое будущее дальше пары месяцев.

Мысли помчались, как табун диких лошадей по степи. Змий продолжал, подступая:

— Не сидится тебе тут, а?.. Не найти покоя...

Меланья в последнее мгновение снова перекрестилась, удерживая обольстителя на расстоянии.

— Что расскажешь мне?

Змий внезапно хлопнул крыльями. Вещунью обернул туман, и перед глазами ее возникла совершенно иная обстановка.

Конюшня, лошади в стойлах пофыркивают. Ее, Меланьи, руки подымают в седло русоволосого мальчика, ноги которого едва достают до стремян.

— Страшно одному? — спрашивает Меланья, готовая в любой момент снять ребенка наземь.

— Нет, матушка! — веселым подрагивающим голоском отвечает мальчик. — Нисколечко не страшно!

— Только посмотри, как он держится! Будет первым наездником в Лядаге... — слышится где-то в стороне голос Зоека. Муж подходит, простирая к ней руки, но что-то настораживает, и Меланья отпихивает его...

Перед очами предстали избяные стены и попятившийся змий-молодец. Хитростью решил ее в объятья заключить...

— Хочешь того, что видела?

— Хочу.

— Тогда поезжай к нему. Не найдешь тут покоя...

— Наступит мир?

— Поезжай... — прошелестел змий, прежде чем серебристой лентой влететь в печь. Меланья поискала на ней защиту и не заметила ни единого креста — таковые мешали нечистой силе пробраться в избу через окна и дверь. Вещунья угольком начертала Вилясов знак, задвинула жерло заслонкой и села на ларь, подперев подбородок ладонью. Ежка продолжала сопеть как ни в чем ни бывало, а пес заворчал под столом, верно, на приснившуюся кошку. Чары змиины не дали им проснуться.

Стоило ли верить слуге Рысковца, мог ли он сказать что-то полезное, без хотения навредить? То, что змии знают все на свете, ни для кого не секрет, но, как ни крути, нечистые они, замужних на измену подбивают...

Но каким реальным было все в видении! Она ярко помнила, что мальчик был довольно тяжел, ощущала беспокойство за него, смешанное с потаенной гордостью.

Меланья обновила лучинку в светце и принялась искать свою гадальную колоду: сорок засаленных карт с рисунками различных божественных тварей. Самым слабым в колоде был червь, предпоследним по силе — охотник с ружьем. Его и прочие карты могла побить только смерть, седая, несмотря на молодой лик, женщина в черном одеянии и со стилетом из темной стали в руке.