Таким образом, используя тон жестче кнутовища, боязнь подчиненных перед начальством и уверенность в своей правоте, женщина в летах убедила троих мужей сделать по ее хотению. Ежке очень не нравилась затея Меланьи, особенно при воспоминании, каких трудов стоило добраться до спасительного Жувеча. Но наставница понимала, что раз молодая вещунья решилась, то переубедит ее разве что сам Виляс. Этого Ежка и просила у Господа, вечером возвратившись из корчмы.

— Благодари Бога за сурового мужа, — сказала, помолившись, Меланье.

***

Наутро хочешь не хочешь, а пришлось садиться в седло — упустить возможность покинуть пущу с немаловажным, если вспомнить о разбойниках, сопровождением было бы непростительной глупостью. Душевно попрощавшись с Ежкой, поблагодарив войта за оказанные услуги в обустройстве и в очередной раз заверив наставницу, что надо верить в лучшее, Меланья присоединилась к ждавшим у ворот солдатам.

Ее разбирало нетерпение. Мнилось, что переход сократится в два, а то и в три раза, и Зоек уже через несколько быстротечных печин обнимает ее сильными руками, аж косточки сладко затрещат. Естественно, реальность была далека от искаженных скучанием по мужу представлений, и ехать предстояло мало не весь день.

Перво-наперво четверо фронтовиков относились к навязанной спутнице по-разному. Который со снисходительностью, который с ощутимым раздражением, а Хощекий — так и вовсе с пренебрежением. Всем им Меланья мнилась поначалу обыкновенной придворной дамой — холеной, брезгливой и чопорной. Не глядели они на то, что она в мужском седле держалась на зависть многим и вооружена была — "баба есть баба!". Но когда поняли солдаты, что ожидания их не оправдаются и что Меланья не из тех, кто ноет, задает лишние вопросы, имеет свойство медлить в опасный момент и не имеет никакого представления об умении прятаться, отношение к ней кардинально изменилось. Мужчины стали оказывать вещунье почтение, равное командирскому.

— Не дурак пан Зоек, жену под стать себе выбрал. Каков он, такова, видать, и она, — поговаривали тишком между собой.

Солдаты в подробностях рассказали Меланье, как обстоят дела. Пока что Эрак стоял под стенами Горграда полными силами, предлагая горожанам выгодные условия сдачи и посылая к князю гонцов с мирными предложениями. Доселе Потех отнекивался от договора с захватчиком, не слушая приближенных, в один голос твердивших, что нужно заключать мир. Один Стольник, поговаривали, стоял за князя, и, быть может, именно он отговаривал от добровольной сдачи. Солдаты могли только догадываться, что происходило во время совещаний, их делом было выполнения приказов. Некоторые, чего скрывать, откровенно роптали, но таких было покамест немного.

Злополучный бой, втрое сокративший численность лядагского воинства, произошел в полях под стенами Горграда. Князь предпринял отчаянную попытку отогнать неприятеля от столицы — так слабый больной пес порывается укусить собрата, защищая последнюю кость. В итоге атака уподобилась прибою морскому: за наступлением последовал торопливый откат, оставивший после себя тела убитых, как волна — выброшенные на берег ракушки. Скликивание вещуний дало возможность прийти в себя после поражения и немного заживить раны.

Меланья слушала рассказ внимательно, изредка задавая удивительно дельные как для женщины вопросы. Сердце у нее разболелось от осознания тяжести положения, от явных признаков будущего проигрыша. Впрочем, никаких предчувствий, как плохих, так и хороших, не было, и это немного воодушевляло. Меланья помнила ту грозную, над всем живым нависшую тревогу, которую она чуяла перед войной, и теперь отсутствие предчувствий скорее радовало, чем беспокоило.

По опустевшим, брошенным деревням средь бела дня выли изголодавшиеся волки. Несколько серошкурых увязались за верховыми, и мрачную тишину ранее густонаселенных мест разбудили выстрелы.

К вечеру стали видны костры, кои жгли перед стенами лядагчане. Побитое воинство отошло недалече от места битвы, в средних размеров местечко-крепость Кориван. Сей городок некогда являлся резиденцией князя Ияковлика, деда Потеха. Он возвел небольшую крепостцу, и уже вокруг нее за многие годы обосновались обыватели, соорудившие стену. С виду на мирное время, отец Потеха, Еровон, по смерти старого князя порешил разобрать крепость и возвести на ее месте дворец. Однако разобрать-то разобрали, да не возвели, ибо новый князь владычествовал намного меньше предыдущего и не успел воплотить в жизнь многих планов. А Потеху не понравилось место для дворца, и он отрядил зодчих на запад, в Тироний, где случилась другая история, в пересказе которой нет надобности...

Покойный Ияковлик кое-что да смыслил в возведении строений. Выбирая местность для постройки замка, он учел множество моментов, выгодных для обороняющихся и более чем досадных для штурмующих. С севера и востока к стенам невозможно было подобраться в виду того, что они возвышались над склонами глубоких, длинных и болотистых яров, которые испещряли низину. С запада путь преграждала быстротечная глубокая Важка. Таким образом, не защищенной оставалась только одна сторона, на каковую при штурме обращали весь огонь артиллерии. Также несколько упрощало задачу осажденным и то, что городок построен был на невысоком холме, и взбираться на последний, особенно зимой по обледеневшему склону, было делом не из легких.