Шрифт:
путей сообщения - князь Хилков М.И., просвещения - граф Игнатьев П.Н., информации и
пропаганды - Меньшиков М.О., здравоохранения - Эрисман Ф.Ф., физической культуры и
спорта - граф Рибопьер Г.И., труда и социального развития - Струве П.Б., по делам
национальностей - князь Ухтомский Э.Э., по чрезвычайным ситуациям - Шошин А.П.,
президент ИАН - Менделеев Д.И., председатель ИССП - Зубатов С.В., военный министр -
Сахаров В.В., морской министр - Дубасов Ф.В., министр Двора - граф Фредерикс В.Б..
При этом не многим сразу бросилось в глаза появление в конце списка министров новой
должности - Полномочным секретарем Канцелярии Кабмина был назначен Варзар В.Е..
При ознакомлении со списком членов нового российского правительства, Вильгельм
не только с удивлением обнаружил введение нескольких новых для России министерских
портфелей, пометив их небольшими вопросительными значками, но и поставил на полях
доклада три жирных знака восклицания. Причем, фамилии генерала Сахарова, широко
известного в узких кругах либерала Струве и графа Рибопьера были подчеркнуты, а рядом
появилась размашистая приписка августейшей рукой: «Парижские холуи. Достоин
внимания один Сахаров. Все! Дело сделано. Перед Н придется извиняться».
Этим кайзер признавал: будоражившие его опасения того, что «опарижевшаяся»
родня Николая и вхожие в Александровский дворец агенты франко-британского влияния
смогут, в свете блистательной победы русского оружия на Востоке, отвратить царя от идеи
сближения с Германией, оказались беспочвенными.
Именно эти опасения толкнули его на скоропалительный визит в русскую столицу
«со всем нашим цыганским табором», как позже с юмором напишет в своих мемуарах
Тирпиц. Визит, который, на самом деле, кроме определенных надежд, также нес в себе
серьезные элементы риска. Хотя бы в том, что Николай мог вполне усмотреть за всей этой
спешкой и навалом недоверие к себе, к царскому слову, прозвучавшему в августе у
Готланда, в салоне броненосца, носящего имя его отца.
Но русский самодержец оказался выше мелочей и был серьезно настроен на разворот
политики своей империи в сторону Берлина. Пусть бы это и поняли в Париже, Лондоне и
Вашингтоне. Главное, что он сам никому и ничего не забыл: в его новом правительстве
число явных представителей профранцузской партии сократилось до трех человек из
двадцати одного. А всего год назад в Кабинете Сергея Юльевича фон Витте таковых было
под две трети.
17 Дурак. нем.
73
***
– Вадик, а ты нам до сих пор так и не рассказал, как ты находишь августейшую
задницу?
– цыкнув зубом, хитро прищурился Василий, - И как вы вообще додумались этот
ваш стрептомицин колоть кайзеру до того, как он хотя бы на наших кроликах, адмиралах
то есть, проверку до конца не прошел? Я слышал, кстати, - Григорович жаловался, что у
него слух подсел. Не от вашей ли плесени, часом?
– Василий Александрович, я бы попросил без казарменного юмора, хорошо? Что до
чистоты самого антибиотика – лучше не трави душу. Осложнения пока возможны, что по
слуху, что по зрению. И все тут сугубо индивидуально. Поэтому - трясусь как осиновый
лист. У Ивана Константиновича, безусловно, оно самое и есть. Но, слава Богу, не в ярко
выраженной форме и без отрицательной динамики.
Лучше скажите, мужики, какой я умничка, что вовремя проплатил Эйкхорну за
первую, опытную партию его новокаина еще в сентябре. А в ноябре он уже прислал нам
первых двести ампул. Как чувствовал, что понадобится. Сам-то представляешь, Василий,
как без него нашу плесень колоть? Не хочешь попробовать?
– А ты без немца никак не мог обойтись?
– Нет, Петрович. Анестетики – не моя стезя. Анестезиолога папаня из меня делать не
собирался. Да и нельзя же сразу хвататься за все...
– Угу. А про то, что без новокаина пациентов перед каждым уколом антибиотика к
койке привязывать придется и деревяшку меж челюстей пихать, наш доктор Пилюлькин и