добраться из Петербурга до Хабаровска сухим путем? Почти полгода. А сколько нужно

крейсеру, вышедшему из Кронштадта, на переход до Владивостока? По-хорошему – два-

три месяца. Мы сейчас на этот же путь затратим две недели. А телеграмма долетит за

минуты, считая время ее набивки и приема. И не далек тот день, когда для этого уже не

будут нужны провода. Так что технический прогресс – рулит. И расстояния физически

становятся иными. Сам посуди: через пару-тройку лет ты сможешь отправлять людей и

грузы в Циндао, зная, что через 18 суток они будут в Китае.

– Я понимаю. Но все-таки, эта бесконечность за окном… она меня завораживает. Не

так давно я общался с некоторыми немецкими колонистами из Саратова. Мне тогда

показалось, что они как-то иначе, не как мы в Германии, воспринимают Мир. Фатерлянд,

Европу. И знаешь, я, наверное, только сейчас начинаю понимать, в чем дело. Должно быть,

чувствовать себя частицей чего-то поистине огромного, это нечто совершенно особое.

Конечно, они помнят свою историческую родину, но она для них что-то, хоть и любимое,

дорогое, но очень далекое и маленькое, как бабушкина деревенька. И их особо не

впечатляет, что в этой «деревеньке» творят великие зодчие и инженеры, плавится

крупповская сталь, совершают открытия знаменитые ученые мужи, а наш торговый флот

соединяет континенты под флагом мирового прогресса - «Сделано в Германии»…

– А здесь, друг мой, целый Мир… Россия – если хочешь знать мое мнение – это

вообще не страна. Не Империя. И не Держава даже. Это нечто большее. Мы, русские, да и

все, живущие здесь, сами этого до конца не понимаем. Это постижимо только на уровне

чувств. Потому, наверное, у нас и не относятся уничижительно ни к иноверцам, ни к

инородцам. Да, Россия – это Мир. И Мир этот всех вменяемых приемлет в свое лоно. И

всем здесь находится и место, и дело, и дом. И родившимся здесь, и пришедшим из

дальнего далека. И в этом мы, пожалуй, по мировосприятию ближе к китайцам, чем к

англичанам, например. Вот тут, мой дорогой, размер как раз и имеет значение.

– И все-таки, при всей фантастической мощи России, и физической, и ментальной, ты

утверждаешь, что вы могли проиграть эту войну японцам?

– На раз-два. И если бы мы не поломали их планов с покусковым уничтожением

наших сил на суше и на море, и не порушили усилия их пособников по дестабилизации

внутренней ситуации в стране, то за полтора-два года они нас измотали бы и вынудили

подписать невыгодный для России мир. Кстати, почитай книжку нашего молодого гения -

Михаила Александровича, где он дает обобщенные выводы по кампании. И особенно –

про фактор «больших расстояний». Он прав: в случае этой войны, наша «огромность»

работала против нас самих.

Я пролистал ее в рукописи, а тебе перешлю машинописный вариант. Когда-то еще

типографски напечатают.

78

– Спасибо. Буду благодарен. Кстати. Про «поломали». Это ты очень точно сказал:

поломали. Причем – правильно поломали! Запомнится этот хруст крепко не только

япошкам. Хозяева этих узкоглазых в Лондоне и Вашингтоне тоже все правильно поняли, -

оживился Тирпиц, - И вот что. Официальные наши дела и первые общие посиделки в

первый день, тогда, возле Твери, это все – очень замечательно. Но я лично тебя еще не

поздравлял с теми выдающимися победами, которыми русский флот и вся Российская

империя может гордиться сегодня, исключительно благодаря тебе, Всеволод.

С этими словами немец быстро поднялся и подошел к вместительному бюро в

дальнем конце салонной части его апартаментов. Вернулся он к столу с небольшим, но

явно увесистым ящичком из полированного черного дерева с внутренним замочком, ключ

от которого также был в руке хозяина.

– В знак моей дружбы и глубокого уважения к твоему таланту моряка и флотоводца,

прими, пожалуйста, этот маленький подарок, мой дорогой…

Замок тихонько щелкнул, и перед Петровичем предстал во всей своей вороненой

красе морской длинноствол – 9-миллиметровый Борхардт-Люгер 1904-го года, уютно