Шрифт:
Вернулся папа на следующий день, посадил меня за стол напротив себя и говорит:
– - Значит так, Василь. У вас же там какие-нибудь разминки-упражнения, кроме плавания были?
– - Были.
– - Ну а бег был?
– - Был. Мы в лагере особенно много бегали. Там были не только пловцы, но и пятиборцы, и ещё какие-то с великами с Одессы.
– - С великами? Это велоспорт что ли? Там в лагере треки, что ли, были?
– - Нет, они по дороге гоняли. У них на футболках пловец, велосипедист и бегун.
– - Странно, -- пожал плечами папа.
– Но это неважно, - отмахнулся он.
– - Ну вот. Значит бег. Значит, ты можешь зимой - бегать. А летом - плавать. Вот дядя Вася Валеватый рассказал, видел по телеку: паренёк из Дагестана сам тренировался без всяких спортшкол. Какие там в Дагестане спортшколы? Бегал по горам, приехал на соревнования и стал чемпионом.
– - На какие соревнования?
– недоверчиво переспросила мама.
– - На какие-то!
– закричал папа.
– - Что-то я такого по телеку не видела, -- сказала мама.
– - У Валеватого - тарелка. Конечно ты не видела. Естественно!
– - А-аа. Ну тогда нормально, -- успокоилась мама.
Я молчал. Бегал я не так чтобы хорошо. Точнее до школы я думал, что бегаю отлично. Но когда я увидел, как бегают Ростик и Стёпа - я понял, что бегаю-то хреновенько. Да и Михайло Иваныч иногда меня в школе обгонял, когда мы в футбол гоняли.
– - Я оборудую тебе площадку. Настоящую, со штангами и турниками. Маму заставим все клумбы ликвидировать. В мороз будешь заниматься зарядкой в сарае. И бегай по снегу в кроссовках. Или на лыжах можешь. Но дядя Василь сказал, что лучше бегать.
– - Всё-то Валеватый знает, -- прошипела мама.
Лыжи я не любил. Не знаю почему. Хотя у нас много дачников на Новый год катались. Но бегать! Как я буду бегать по снегу? Зачем?
Я согласился, чтобы отвязались, а сам решил: не буду бегать, позориться на весь Семенной не буду. Но тут мама стала мне говорить:
– - Ты, Василечка, не вешай нос. Тренируйся. Ну что ж поделать, что так вышло. Мы ни в чём не виноваты. Беспредел везде.
– - Это точно, -- сказал и папа.
– Всё правильно мы, Василь, сделали. Не надо прогибаться под учителей и тренеров. Я тебе говорю это, потому что мне приходится подлаживаться под хозяев - они меня нанимают. Но в молодости я не стелился никогда. И мама не юлила никогда ни перед кем. Если спортшколе ты не нужен, значит это хреновая спортшкола.
– - Но другой-то нет, -- сказала мама.
– Из Владимира детей возят.
– - Ну и пусть возят!
– - заорал папа.
– Мы сами с усами.
Папа достал из барсетки листки в прозрачной папочке (я тогда не знал, что это "файл").
– - Это Валеватый из интернета распечатал. Тренировки.
У нас в Семенном только говорили об интернете, ни у кого ещё его не было. Распечатка была цветная. Печать шла с двух сторон. Мама внимательно всё прочитала и стала говорить, что у них было не так.
– - Где это - у вас. Объясни сыну-то, наконец, -- сказал папа маме.
И мама объяснила. Она была из Владимира. Там же в детстве ходила на тренировки.
– - Мам! Почему же ты не говорила? - возмутился я.
– Почему не рассказывала?
– - А чего тут говорить?
– сказала мама.
– Надо мной пацаны издевались.
– - Ты же говорила, что в ваше время не издевались!
– - Я такое говорила?
– удивилась мама.
– По-разному случалось, Василь.
Площадку на улице мы отложили до весны. В доме папа повесил турник и сделал шведскую стенку. Мама заставила сделать, а потом -- переделать. Я стал подтягиваться. А, держась за перекладины, приседал - мама клала мне на плечи небольшое бревно. Что-то вроде штанги. Цепляясь за нижнюю перекладину стенки, я стал качать пресс и тянуться. Этих упражнений не было в распечатке, но мама "на своих детских занятиях" всегда так "закачивалась" -- так она сказала. Чем мама занималась, она мне сказала намного позже, а тогда не хотела признаваться. Оказывается, она играла в школьной футбольной команде, а потом в городской. Женского футбола тогда не было в природе. Тренер приказывал ей стричься под мальчика, и выпускал её под мужским именем. Никто не узнавал девочку. В команде маму пацаны не выдавали, но дразнили.
– - Груди у меня до замужества и не было. Да, Толь?
Папа смущался, краснел и кивал.
– - Меня так и дразнили - плоскодонкой. Никогда не дразни девочек за внешность. Лады?
– - Ну мам!
– сказал я.
– Какие девочки!
Но это случилось много позже, в смысле мамино признание. А тогда мама стала заниматься со мной дома. Стала и бегать со мной. Каждый день, в любую погоду, проваливаясь в снег.
Поначалу я, как мог, старался откосить - я стеснялся, что мы одни на весь Семенной с мамой бегаем. И из каждого окна на нас пялятся. На улице люди останавливались, качали головами и говорили:
– - Вот зверьё-то. Чемпиона из бассейна выгнать. Давай Иришка, тренируй мальца!
Из чего и я, и мама, независимо друг от друга, сделали вывод, что весь Семенной в курсе нашего происшествия - дядя Костя постарался.
И как только до меня дошло, что поселковые мне сочувствуют, что они подбадривают меня, маму называют сильной женщиной, а папу - молодцом, я стал стесняться всё меньше и меньше. В мае на школьном кроссе я показал результат лучший среди всей началки. И тут Михайло Иваныч сказал: