– - Распишитесь здесь, - обрадовался капитан.

Мама расписалась, милиционер торопливо сунул листки в папку, попрощался и долго жал мне и маме руки.

Мама сказала:

– - Надо же! Я думала моё заявление уничтожили.

– - Ну что вы, -- улыбнулся милиционер, когда мы с мамой вышли проводить его до ворот.
– Во-первых - встречная жалоба была. Директор бассейна - он с прежних времён. Он ни одно заявление не выбрасывает. Привычка такая. Партийная.

– - А-аа. Ну тогда понятно, -- закивала мама.

А когда капитан ушёл, мама пожала плечами и сказала:

– - Чудеса.

Три раза мама ездила в городское УВД. Каждый раз ругалась: то один не придёт, то другой. А после третьей поездки сказала:

– Поставили на учёт твоего Перелома, а фамилия у него смешная - Белёк. Разжирел-то как, Василь! Я б его и не узнала.

Потом мама замолчала надолго, а когда папа пришёл, продолжила:

– А семья-то интеллигентная. Мама плачет, бабушка рыдает. Отца нет, разбился в ДТП. Дедушка всю семью тянет, он у них директор художественного салона.

– Торгаш значит, - сказал папа.
– Перекупщик.

– Нет, - заспорила мама.
– Очень приличный. Седой такой. В костюме в тонкую полосочку.

– А чем плохо быть на учёте?
– спросил я.

– Я тебе сейчас расскажу, Василь, - серьёзно сказал папа.
– Я сам был на учёте, и дядя Ваня тоже. В армию не во всякие войска возьмут, в госструктурах работать нельзя. Ничего хорошего быть на учёте. Но с учёта можно сняться. Его снимут, этого Белька. Ты, Ир, не переживай. Если дедушка такой, через год-два снимут.

– Да я не переживаю, - сказала мама.
– Просто такая семья интеллигентная: у бабушки - давление, у мамы на нервной почве - разрыв кисты, перитонит случился, поэтому слушания откладывались. Такой выродок, родителей не жалел. Доигрался.

– Ты лучше жалей тех, кому он рёбра переломал и глаз травмировал, - жёстко сказал папа. А интеллигенты эти - сущие твари. Напускное всё это, Василь, -- обратился папа ко мне: - Лживое. А то, что с Василём в бассейне так обошлись, так это к лучшему. Осиное гнездо, а не спортшкола. Чтоб им всем.

14 После заговора

Если вы думаете, что я бросил плавание, то ошибаетесь. Я бросил только бассейн.

Весь январь, мы, да и Михайло Иваныч, были уверены, что нам перезвонит Максим Владимирович и позовёт обратно. Всё-таки я показывал хорошие результаты, у меня уже был первый юношеский на пятьдесят-кроль и на сто на спине. Остальные дистанции давались хуже, я так и не освоил повороты, не довёл их до автоматизма: у меня то получалось, то нет. Больше всего я скучал по баттерфляю. В нашей возрастной группе не было дистанций по чистому бату, и я выступал в этом виде со старшими. Стёпа всегда старался мне что-то неприятное сказать перед стартом, он бат не тянул, и делал всё возможное, чтобы я вышел перед стартом из себя. Баттерфляй - удивительный стиль. Жаль, что я в нём так и не реализовался. Все червячные сразу отсекаются. В баттерфляе есть что-то от отжиманий и подтягиваний - ты не можешь подтянуться и отжаться больше какого-то количества. Так и в бате - ты не можешь сделать гребков больше, чем можешь. В отличие от остальных стилей, где можно долго тянуть на морально-волевых, в баттерфляе никогда не протянуть без силы.

Когда стало ясно, что никто нам не перезвонит и не будет просить вернуться, я впал в очень угнетённое состояние. Я и всегда тяжело переживал неприятности. Всё, даже мамино плохое настроение, принимал близко к сердцу.

Однажды, в первом классе, мы поссорились с Михайло Иванычем, подрались. То, что мы по-прежнему ездили в одной машине в бассейн и плавали на одной дорожке, ничего не меняло. В машине мы переговаривались только по делу и дежурными фразами, чтобы мама ничего не заподозрила. В бассейне же и в школе Михайло Иваныч общался с другими. Так продолжалось неделю. Я очень переживал и первый заговорил с Михой. А переживал я из-за того, что он променял меня на нашу уличную братву со 2-ой Заречной. Я-то жил на 1-ой Заречной.

...Заречные улицы выходят в лес, в устье реки, которая впадает в Тужилово озеро. Параллельно Заречным, ближе и ближе к шоссе, шли улицы Горького и Профессорская. На Горького зэкам участки не давали. Горького и Профессорскую заселяли после войны. На Профессорской селились умники из Москвы (поэтому и Профессорская), им давали дачи с огромными участками в двадцать четыре сотки, а ещё там жили уважаемые участники войны. Вот Иван Алексаныч, прадед моей одноклассницы, я его хорошо помню, был разведчик, имел два ордена славы, должен был и третий у него быть, но что-то произошло, и не дали. Я это к чему. Да к тому, что разный народ живёт у нас в Семенном. На дачных участках - они за Заречными улицами, вглубь, в лес -- там много москвичей. А теперь и не поймёшь, кто где. Всё изменилось. Дачники делятся на старых и новых. Старые живут - в старых домах, и сами они старые. А новые - в шикарных домах, они купили дачи и сломали старые дома. Многие новые дома мой папа построил. Папа спец по дереву, по срубу. Это сложнее вагонки. У папы в бригаде есть и каменщики.

Родители мучились: может не стоило бросать бассейн?

Мама говорила:

– - Одна радость. Не надо за вас с Михой волноваться: как вы там, как доехали, никто ли вас не обижает.

А папа как раз в это время во Владимир поехал, Владимир недалеко от Мирошева. Во Владимире у папы друг армейский был -- Василь Волеватый из Гомеля, в честь его меня и назвали. Папа его после армии погостить пригласил. А дядя Вася Валеватый женился во Владимире, так и осел. Он хороший плотник. Папа у него в бригаде и начинал. Всему у него научился. И до сих пор, если проблемы какие-то по стройке, папа едет к дяде Василю, просит посмотреть, проконсультировать.