Я стал думать: надо же что-нибудь Маше подарить. Но у меня ничего не было. Все подарки я купил заранее и раздарил друзьям в школе. Только племяшке, дяде Боре и тёте Белле мы ещё не отдали подарок. Я решил ничего не дарить Маше. Куда я тыркнусь ночью тридцать первого? У нас в посёлке всё закрыто. Да и в Мирошеве ничего не работает. А первого я хотел подольше побегать.

Я люблю первое января. Всё как вымерло. Всё, как когда-то давно, когда мы начинали бегать стаей. Стая поцаков на стаю собак, которую выпускала с участка сумасшедшая бабка... Сейчас пусто. Бело и бесконечно. Все валяются пьяные по домам или просто спят обожрамшись. Собаки сидят по участкам, их не спускают с цепи - боятся воров. Можно спокойно побегать. Может, и Михайло Иваныч сподобится как в прошлом году, а может и Влад с Кирей. Ростик не приедет завтра. Он со своими, с классом, пойдёт к Миршевскому кремлю. Там наряжают живые ёлки до самого рождества, делают разные огромные игрушки и наряжают. А памятник Преподобному Косьме, основателю Мирошева, освещают со всех сторон гирляндами, просто прикрепляют гирлянды к соседним деревьям...

Вечером первого Маша позвонила в ворота.

– - Я только проснулась, --улыбнулась она.
– Так что никакие лыжи с коньками сегодня не прокатили бы. Просидели до утра, всё болтали, вспоминали. Сто лет на даче Новый год не справляли. Всё в Москве и в Москве. А... нет. Один раз в Египте.

Она сменила свою уродскую шапку с ушками на шапку с огромным помпоном. Помпон был тоже уродский. У нас девчонки в посёлке тоже в таких шапках ходили. Что за мода такая? Не пойму.

4 В гостях

Все Чугуновы как-то напоказ мне обрадовались. Пригласили попить чаю с пирогом. Пока пили чай, ко мне подсел пацан, такой слегка тронутый.

– - Это мой двоюродный брат. Лёха. Он старший. А вот ещё Макс и...

Я не расслышал имя третьего брата - в комнату что-то влетело и тут же вылетело. Потом кто-то зашёлся воем. И все побежали выяснять: что произошло. Потом угомонились. Вбежал наконец мелкий -- противный и вертлявый.

– - Это ты что ли чемпион?

– - Я.

– - Машка в тебя влюбилась. Только и слышно: ах-ах -вертопрах, -- кривлялся мелкий поцак и был похож на заводную игрушку. Мне захотелось стукнуть его по голове, чтобы завод кончился.

– - Замолчи Александр, -- сказала Маша.

Мы ещё попили чаю. Теперь с "невской колбаской", которую Маша приготовила специально для меня - так сказала Машина тётя. Было очень вкусно. Машины родители уже уехали.

– Они еле вырвались на Новый год. У них свой бизнес, они всё время работают, - загадочно сказала Маша в надежде на то, что я начну выспрашивать: какой бизнес и тэ дэ. Но я ничего не стал спрашивать, у моего папы тоже свой бизнес. Мы поговорили с Машиным дедушкой о триатлоне. О триатлоне все задают одни и те же вопросы. Но Машин дедушка оказался уникумом: его интересовала только финансовая составляющая.

Когда я назвал цифру, сколько стоит вел, на котором я выступал на Первенстве России, дедушка надолго замолчал. Потом спросил:

– - И у других такие же?

Я кивнул. Это конечно была неправда, у моих соперников велы были ещё дороже, но я решил не травмировать меркантильного дедушку - папа меня предупреждал, что "чугунки--жадные". Дедушка стал интересоваться ценой инвентаря в нашем клубе. Я не стал колоться, рассказывать, что дядя Боря выкупал некондицию из спортмагазинов и контрафакт по безналичке. Дядя Боря, а теперь и Ростик, доводили велы до ума. Наш школьный велопарк рос и множился.

Потом дедушка Маши спрашивал: сколько стоит шлем, и даже какой фирмы я ношу плавки. Машин дедушка знал и "спидо" и "арену"! Он говорил:

– - На плавках нельзя экономить. Вот я. Купил дешёвку. И вроде всё нормально. А потом хлорка разъела. Как-то плаваю в бассейне. У нас в бассейне есть специальные сеансы для пенсов по девяносто руб. И вдруг чувствую: плавки спадают.

Все хохотали. И я тоже. Меня развеселила дедушкина ирония, подтрунивание над собой, эти "пенсы". Ещё час мы говорили о плавках. Дед Маши мог болтать часами о чём угодно.

Маша сказала:

– - О кроссовках, деда, в следующий раз.

И повела меня смотреть картины, которые она упорно называла этюдами.

Этюды были очень красивые. На некоторых, правда, было изображено непонятно что. Но Маша говорила:

– - Это настроение.

Настроение везде было какое-то цветастое, весёленькое такое, игривое. Мне почудилось, что это настроение девчонок из пятого класса. Когда я прохожу мимо них в школе, они замолкают, а за спиной щебечут как птахи весной, да и не только весной, у нас в Смененном весь июль соловьи поют...

Были и пейзажи Тужилова озера. Были и просто деревья, лес наш, мирошевский, сосёнки береговые и колея высоковольтной линии.

– - Лучшие-то я в Москву отвезла. А эти оставила. Выбери, что приглянулось.

Мне вроде бы нравились этюды. Но как-то не особо. Деревья на картинах у Маши будто пытались до меня дотянуться своими щупальцами, будто хотели цапнуть меня. А Тужилово озеро было намалеванное однородно, везде одинаковое. А ведь оно разное на каждом гребке и ударе.

И я выбрал настроение.