Иногда оставляют одежду. Я поднимаю и вешаю на ветки. Панамки, носки, даже рубашки. Люди возвращаются через день-два, забирают. Но вот одна пьяная компания взяла панаму с ветки, и выбросила в урну. Зачем? Взбесился, пошёл спрашивать - ведь хозяин может придёт искать, бабуля какая-нибудь из интеллигентных дачниц. Спрашиваю - отвечают: они, видишь ли, облюбовали лавку около детского лягушатника, поставили огромный шатёр, стол разложили раскладной, стулья - как у себя дома. Им, видишь ли, панама мешала, свисала с ветки и портила сэлфи-фото.

Если приходят компании лет так начиная с двенадцати, и никого вокруг нет, погода холодная или после дождя - один сплошной мат. Часто дети, ну почти дети, класс шестой-седьмой, пьяные, смеются опять же над купальщиками, пальцами тычат. А уж как Машу достают. Она же всё лето на озере рисовала. Ни один хулиган, ни одна пьянь, не пропустит случай пообщаться с художницей. Я не знаю, как Маша без меня годом раньше с ними справлялась.

Ещё. Слышал и не раз, где-то в июле эта байда начинается: девушки, обычно по две-по три, усядутся на полотенца с заграничных курортов, и начинают обсуждать тех, кто сидит на пляже. Шмотки, обувь, фигура.

Иногда случались и серьёзные разборки. Одна девушка захотела взять катамаран бесплатно, стала мне доказывать, что это всё общественная собственность и куплено на средства города. У нас катамараны стоили не очень дорого. Час - сто пятьдесят рублей, и лодки столько же. Я знаю места, где на карьерах и прудах давно уже триста стоит, и даже пятьсот. Девушка потребовала, чтобы я отдал ей катамаран бесплатно. Потом обиделась, нажаловалась своему парню, предупредив меня, что у неё парень -- мастер спорта по дзюдо. Михайло Иваныч стоял неподалёку, всё слышал: если хорошая погода, мы всегда заняты с этими катамаранами. Мишаня сказал, смеясь:

– - Ну всё, Василь, прощайся с жизнью. Триатлон против дзюдо как абонемент против спортивного плавания.

А мне не смешно, мне конфликты не нужны. И так приходилось делать замечания, когда отдыхающие топят буйки, или оскорбляют окружающих вокруг.

Стою. Жду парня девушки. Выкатывается такой разжиревший бугай. Может, у него конечно и было когда мастерство, но он его проел и пропил. Подрались конечно зверски - всё-таки у него вес, он меня свалил. Я еле поднялся, выскочил из его захвата. Мишаня бегает вокруг, не даёт "умникам" снимать на телефоны, прогоняет, руками машет. Я рассвирепел, стал всерьёз молотить бугая по голове, и тут же отпрыгивал, уворачивался от его подсечек. Что-то мне драка стала напоминать. Возникло какое-то странное воспоминание. Когда противник опять подсёк меня, я понял, кто это был. Хулиган со смешной фамилией Белёк, перелом копчика и ожог сетчатки. Но Михайло Иваныч не поверил, он сказал, что у меня сотрясение после драки, вот мне и мерещатся прошлые враги... Я конечно не победил, но бугай, ругаясь и угрожая, вдруг поддался на уговоры своей девушки и свалил.

Ещё. Отдыхающие: мальчики, пацаны и мужики - это нечто: хилые. Многие плавать не умеют или плавают еле-еле. Все наши поселковые мелкие по-прежнему умеют плавать. Если мальчишка не плавает, он не может играть на наших Заречных в монстров и трансформеров, или будет в игре гоблином каким-нибудь.

Вот например. Приезжает на велах группа. Жирная девчонка и пять ребят, вроде тех, которые меня бабулей обозвали.

Начинают выделываться:

– - Ну чё? Как поплывём. Ну чё? Готов?! А ты?

Потом самый деловой спрашивает:

– - А как быть с велами?

Указывают на девчонку: она, мол, посторожит.

И девочка подтверждает:

– - Я не поплыву.

Одета как чёрти что. Как кукла-неваляшка, вся в розовом.

А этот стручок говорит:

– - А защитит ли она?

В смысле, что девочка остаётся на берегу, но может не отвоевать вел в схватке с врагом.

Ну что нужно? Девочка останется на пляже. Пять велов стоят, опершись друг на друга. Ну кто и как их утащит: тронешь один, они все и повалятся.

В общем, подозрительные эти дачники, наши мирошевчане не такие. В итоге всё-таки доверили велы девочке, поплыли. Смотрю: гребут до буёв втроём. Один уже на последнем издыхании, но показать, что устал, не хочет.

Это самое опасное. Я внимательно наблюдаю: придётся спасать, уже готовлюсь к этому, уже разделся.

Доплыли. Немощный, который еле доплыл, повис и висел на буйке сорок три минуты - я засекал. Господи! Как он не околел-то? Вода была двадцать один градус! Ему кричат: плыви обратно! А он - висит. Я понял, что поцак дошёл, свело ему всё на свете. Вошёл в воду. Дотащил его до берега. Так поцак кричал ещё, хрипел, чтобы я его не трогал, что он сам. А куда сам-то? Сорок три минуты веслом в воде!

Я подумал: вот так вот за компанию и погибают, боятся показать слабину. Опекали родоки, опекали, а ребёнок вырвался, и в компании удалью своей решил похвалиться. Мы с Мишаней ещё минут сорок пострадавшего в себя приводили. Дали свитер, шапочку вязаную, а его всё равно трясуном трясёт. Мы ему уж говорим, пугаем, стращаем:

– Почки так можно потерять!

А он - дуется и трясётся, зуб на зуб не попадает.

Но эти поцаки хоть и противные, но они хотя бы плавают, еле-еле, но гребут. А в основном - люди вообще не плавают, брызгаются у берега как малышня, и всё.