Это не весь рассказ, а примерно половина или чуть больше. Продолжение воспоследует позже.
Далеко на юге, где нет ни фьордов, ни леммингов, где море не замерзает даже в конце зимы, и вместо селедки в нем плавает какая-то другая рыба, стоит на морском берегу большой город Картахена. Правит городом гоблинский конунг Якарум, у него есть две взрослые дочери, Эстер и Иезавель, обеих он выдал за норманнских конунгов: Эстер за Тори Снерриссона, а Иезавель за Хради Хвитссона. Тори однажды ходил в Эльфхейм и добыл там колдовство, позволяющее метать молнии из руки, этим колдовством он завоевал город Алагир и теперь им правит. А Хради правит городом, именуемым Маракеш, и никаким колдовством не владеет, а город ему завоевал Тори по дружбе. И еще про Тори говорят, что он демон в человеческом обличье, а про Хради так не говорят.
Однажды в Картахене загрохотали барабаны, зажглись огни на дозорных башнях - неприятельский флот идет! Затворили стражи ворота обычные и ворота морские, вышла дежурная смена к баллистам и катапультам, а купцы кто куда: одни через ворота в город, другие на корабль в море. Опустела бухта, но ненадолго - пришел с моря огромный флот в сто ладей и сто кнорров, и все битком набиты воинами, и не какими-нибудь дикарями, а отборной ромейской пехотой. Ромеи - это такой народ, одни ученые относят их к людям, другие к гоблинам, на вид скорее люди, чем гоблины.
Вошли ромейские корабли в бухту, тесно стало в бухте. Вышли на берег ромейские воины, тесно стало на берегу. Разбили шатры, прокопали вокруг лагеря ров по ромейскому обычаю, наломали в лесу веток, нарубили молодых деревцов, сплели плетни. Посреди лагеря поставили длинный шест и подняли на нем искусно выкованного медного орла, есть у ромеев такой обычай. Вышел из лагеря главный ромейский полководец, подошел к городской стене, но не очень близко, чтобы не достали ни из лука, ни баллистой, ни катапультой. Сопровождали полководца глашатай с зычным голосом, знаменосец с медным орлом на шесте, таким же, как над лагерем, только поменьше, и еще десяток знатных воинов для почета. Закричал глашатай, чтобы в крепости открывали ворота, и тогда ромеи возьмут дань, Якарума распнут на кресте по ромейскому обычаю, новым конунгом посадят своего наместника, а другого ущерба городу не причинят. А если ворота не откроются - возьмут крепость штурмом, сожгут все дома, жителей возьмут в рабство, а кто к рабству негоден - распнут на крестах. Выслушал Якарум эти слова и сказал так:
– Сдается мне, ворота открывать не надо.
Рядом с конунгом стоял визирь по имени Милкули, он так прокомментировал слова конунга:
– Тебе легко говорить, тебя они обещали распять в любом случае, а про меня, например, ничего особенного не обещали.
Якарум нахмурился и спросил визиря:
– Ты как бы намекаешь, что собрался меня предать?
Милкули ответил так:
– Я человек свободный и на что хочу, на то и намекаю. Однако навряд ли я тебя предам, поскольку поклялся хранить тебе верность именами Баала и Иштар, а такую клятву преступать стремновато.
Рядом с ними стоял выживший из ума старик по имени Маттан, в прошлом он был удачливым полководцем, пока не превратился в старого маразматика, но из общественных мест его пока не изгоняли из почтения к былым заслугам. Он сказал так:
– Сдается мне, бесцветные демоны, что нынче правят в Кырымбырыме, Алагире и Маракеше, оказали нашему обществу дурную услугу. Раньше вельможи обращались к государю как к наместнику богов, а теперь обращаются к равному. Непорядок!
Милкули возразил ему так:
– Немного чести требовать чести, которой недостоин. И еще меньше чести, когда тебя слушают не потому, что ты мудр, а из почтения к пустому титулу.
– Ты говоришь как предатель, - сказал Маттан.
– А вот и нет!
– возразил Милкули.
– Я служу государю не потому, что так положено, а потому, что уважаю его и верю, что в его словах и делах немало смысла. Кстати, насчет бесцветных демонов. Как думаешь, государь, не пора ли позвать на помощь твоего зятя, который дерется как демон и швыряет рукой молнии?
– Конечно, пора, - согласился Якарум.
– Распорядись, пусть отправят голубя.
Развернулся и собрался спускаться со стены.
– Эй, государь!
– позвал Милкули.
– А этим что отвечать?
– Скажи, пусть встанут в круг и отсосут каждый у следующего, - бросил Якарум через плечо.
– Эй, захватчики!
– закричал картахенский глашатай.
– Государь говорит: встаньте в круг и пусть каждый отсосет у следующего!
Захватчики посовещались, затем ихний глашатай крикнул:
– А если мы так сделаем, вы откроете ворота?
Услышав этот вопрос, защитники стали хохотать и хлопать друг друга по плечам и спинам. Ромеи поняли, что это была шутка, и ушли обиженные. Началась осада.
Первый день осады не происходило ничего интересного. Одни захватчики куда-то удалились, а другие отдыхали на берегу, купались, ловили рыбу и играли в разные игры, спортивные и азартные. Но караульной службой не пренебрегали, внезапно напасть и всех перебить нечего было и думать. На второй день в лагере появились рабы, наловленные в окрестных деревнях. Их заставили рыть траншеи и перекрывать щитами, которые другие рабы плели тут же из прутьев, замысел был такой, чтобы ромейские воины могли подобраться ближе к стенам и не быть застреленными. На четвертый день ромеи начали собирать осадную башню и таран. А на пятый день в Картахену прибыл Тори Снерриссон, государев зять.