– А доза какая?

– Всё ништяк.

Так целую пачку и заглотал.

В ушах потом гул стоит, как от водопада, а уже ночь.

О – кочегарка…

Ваня на смене…

Я зашёл.

Он мне чёт гаарит, а я не врубаюсь. Зачем-то вокруг печи ходить начал.

Он мне потом рассказывал, что я в проходе остановился и полчаса стоял как памятник.

В бронзе.

И, главное, боюсь спать ложиться; это ж я каким-то снотворным облопался – а вдруг не проснусь?

Обошлось.

А он падла и сам дозы не знает, эксперименты на людях – выживу или нет.

– Ну, ты, блядь лосяра!

К Ване жена приехала из их деревни под Симферополем.

Я гляжу тут не стройбат, а клуб женатиков.

Опять я за двоих без пересменки.

Она уехала, Ваня в хэбэ переоделся, пришёл в кочегарку – грустный такой. За окнами тьма.

А тут Рудько пришёл.

У него опять насморк; в санчасти дали каких-то порошков – ингаляцию делать.

Он на кухне кружку взял – пришёл в кочегарку.

Порошки в кружку высыпал, из-под крана кипятком заварил, сверху какой-то картонкой накрыл, чтоб не сразу остывало.

Сидим с ним за круглым столом, о чём-то беседуем; он картонку сдвинет, занюхает, накроет и – опять беседуем.

А Ваня в кочегарке уже всякого насмотрелся и из соседнего зала все эти манипуляции просёк и сделал свои выводы.

Решительным шагом подходит и:

– Рудько! Дай и мне!

– Чего дай?

– Ну – это!

И на кружку показывает.

А Рудько ж интеллигент, думает – если у него насморк, так и у других бывает.

– На.

Ваня картонку сдвинул, пару раз – глубоко так! – занюхал, и, смотрю, у него глаза под лоб закатило, причём даже крест-накрест.

А чё? Я поверю.

Самовнушение – великая сила.

Вера горами движет.

Вот он поверил, что Рудько тут «голубую фею» вёдрами херячит и у него сейчас галлюцинации начнутся. Спасать надо парня.

– Ваня,– говорю,– я тут вчера в столовой с одним татарином из вашего призыва толковал.

– Ну, и чё?

– Да просто; я ему: -«Друг»,– говорю,– «тебя как звать-то?», а он мне: – «Моя руски не понимай». «Ну, это ясное дело»,– говорю,– «а служить тебе ещё до хуя?»; так он аж за голову схватился:– «Вуй! Блят!»– говорит. Может это знакомый твой? А, Ваня?

Вобщем, откачал напарника от галлюцинаций.

Закон боевой дружбы, сам пропадай, а товарища выручай.

По-моему, «Орион» предоставлял свои музуслуги безвозмездно, то есть даром.

Во всяком случае, не помню, чтоб в разговорах упоминались какие-нибудь деньги за халтуру.

Для нас – просто вырваться за пределы в/ч 41769, играть танцы для людей одетых в гражданское платье было бесценной платой.

Так что, если угодно, нам платили минутами свободы.

Время – деньги.

Перепадало ли что-то на уровне командования, то есть замполиту?

Понятия не имею, а и врать не буду.

В симферопольском призыве пришёл и влился в «Орион» знающий себе цену музыкант – Юра Николаев.

Свой прейскурант он изучил на гражданке, работая в ресторане на ритм-гитаре.

Ещё он пел – без особого диапазона, без особой лажи – всё что угодно в рамках традиционных заказов от подогретых парой графинчиков водочки ресторанных гуляк.

Есть вода, холодная вода!

Пейте воду с водкой, господа!..

После третьего графинчика шёл тяжёлый рок:

…где течёт журча водою Нил,

жил своею жизнью беззаботной

маленький зелёный крокодил!..

А когда клиент целиком созрел, катило сюрреалистическое:

Цвели дрова и лошади чирикали,

Верблюд из Африки приехал на коньках…

Так что моё присутствие в «Орионе» оправдывалось лишь парой старых номеров, зато выезжавший с нами для присмотра прапорщик не мог заложить замполиту, что я выезжаю с ансамблем просто так.