Шрифт:
Красивые слова; но я, увы, уже достался той, что «…была безмерно счастлива…»
( … на письмо я не стал отвечать, но искренне надеюсь, что Ирине всё же попался подходящий подлец, и что стали они жить-поживать, да добра наживать …)
По истечении первого года срочной службы в рядах вооружённых сил СССР, военнослужащий получает 10-дневный отпуск, чтоб побывать на родине – откуда призывался.
Когда я заикнулся об этом майору Аветисяну, он и слушать не захотел: разве Ваня продержится без сменщика десять дней?
Ваня сказал, что да, продержится и тогда Аветисян пообещал мне отпуск, так и быть, если я сделаю косметический ремонт кочегарки, то есть побелю её изнутри.
Слесарь, рядовой Тер-Терян, показал мне место в бурьянах, где зарыта была в земле известь недоиспользованная в предыдущих ремонтах.
Я разводил её в банном тазике с ушками, втаскивал под потолок по опёртой на стену лестнице и широкой кистью – …шлёп-плюх… …шлёп-плюх… – белил куда мог дотянуться.
Местами лестницу приходилось опирать на проложенные под потолком трубы – …шлёп-плюх… …шлёп-плюх… – цирк, да и только – …шлёп-плюх… …шлёп-плюх… – разве мальчикам каждый день достаётся белить забор?
Но неделю циркового ремонта не выдержит никакой Том Сойер – два громадных высоченных зала и большущие печи с парой спаренных котлов в каждой.
Предвкушение – вот что помогло мне продержаться эту неделю: ведь мы с Ольгой – …шлёп-плюх… …шлёп-плюх… – столько всего ещё не перепробовали – …шлёп-плюх… …шлёп-плюх… – за эти десять дней, вернее ночей – …шлёп-плюх… …шлёп-плюх… – мы с ней и так будем, и так, и даже так – …шлёп-плюх… …шлёп-плюх… – десять ночей, которые потрясут мир – …шлёп-плюх… …шлёп-плюх…
И вот ремонт закончен.
Бетонный пол в обоих залах забрызганы разнокалиберными белыми каплями, трубы наскоро обтёрты.
Побелка не то, чтобы очень равномерная, но повсеместная – без пропусков; два зала и две громадины печи.
– Товарищ майор, ремонт закончен.
– Это ремонт называется?
– Товарищ майор, вы же обещали.
– Я ничего не обещал!
Так майор Аветисян поимел Тома Сойера.
ШЛЁП-ПЛЮХ!..
После ужина Серый зашёл в кочегарку. В части все всё обо всём знают.
– Наеб'aл?
– Да.
– Ничё. Ща мы в Париж полетаем.
Из внутреннего кармана хэбэ он достаёт многократно сложенный лист газеты, разворачивает до места, где содержится коричневатая пластинка, открашивает щепотку и складывает газету как была.
Затем он разминает папиросу «Беломор-канал», покуда весь табак высыплется в ладонь с крошками от пластинки, смешивает их.
Смесь с ладони пересыпается в трубку опорожнённой папиросы.
Хоть я никогда ещё не видел как это делается, всё же знаю, что это он забил косяк.
– Взрывай,– он подносит горящую спичку.– Дым в себе держи.
Мы выкуриваем косяк, передавая его друг другу. Я старательно повторяю его способ втягивания и задержки дыма.
– Ну, чё?
– Чё чё?
– Ты чё? Тебя не цапануло? Ну, ты – лосяра!
– Извини.
Он разочарованно уходит на вечернюю проверку.
Через неделю, во время варки ужина в кочегарку скромно и тихо зашли пара солдат среднеазиатской наружности: отдельная рота, или из крымских.
– Нам пробить нада,– застенчиво говорит один.
– Чё?
– Дрянь. Сам знаешь.
Я не очень-то понимаю о чём речь, но неудобно выглядеть невежей перед «молодыми».
– Ладно.
Они выходят и возвращаются уже вчетвером; в руках какие-то неполные мешки.
Я отвожу их в комнатку мастерской и возвращаюсь в зал с воющим мотором.
Пару раз я заглядывал в мастерскую с разложенной по верстаку травой; они встречали меня благодарно-радостными улыбками и я возвращался к печи – зачем отрывать от дела занятых людей?
Уходили они часа через два, когда в кочегарке уже было тихо.
– Мы там оставили,– сказал последний.
В неглубокую коробочку, что давно уже валялась на верстаке, насыпана пригоршня коричневатой липкой пыли.
Я поставил её в железный ящик и забыл.
Конечно, я вспомнил о той коробочке, когда с получки вместо обычной «Примы» купил в магазинчике пачку «Беломор-канала».
Повторив процедуру Серого, я забил косяк и выкурил.
Во-о!.. Чё это?.. Ни себе чего!..