Но до чего же она бескрайняя эта пустота!..

( … нет более страшного проклятия, чем «чтоб тебе пусто было!»; цель любых утрат и потерь в том, чтоб заставить тебя ощутить пустоту – чтобы тебе было пусто…

Любовь приходит как защитная реакция на пустопорожнее повторение витков жизни возвращающихся на круги своя, где что было, то и будет и в той же самой пустоте.

Она приходит от безысходности, когда не знаешь как распорядиться случайным и напрасным даром – своей жизнью, не видишь средств убить отмерянную тебе вечность.

Она приходит снять проблемы, дать жизни смысл – служение; показать цель – служение.

Любовь – добровольное рабство и ревностное служение предмету любви: двуногому млекопитающему, или коллекции марок, или …ну, неважно… кому как повезёт…

Но вот оковы разбиты, тебе сказано: убирайся! Ты свободен!

И ты оказываешься в пустоте, где нет ни цели, ни смысла, где надо просто жить – как кристалл, как трава, как дождевой червяк.

Мы не рабы, рабы не мы.

Нет! Я хочу обратно! Туда, где любовь.

Она избавит от жути видеть эту пустоту, подарит смысл суете сует. Она станет тем, кто всё за нас решит! Я буду лишь покорно исполнять приказы!

Любовь – песок, чтобы пугливо зарывать и прятать страусиные головы.

Будь ты проклята, любовь!

Как же без тебя пусто…)

Выжить в пустоте задача не из лёгких.

Конечно, выбор всегда есть.

Зачем выживать, если можно укромно прекратить мучения?

Однако, с мыслью о самоубийстве я в жизни не игрался даже гипотетически.

Не так запрограммирован.

Ну, а раз выбора нет – вынужден решать задачу.

Решение тоже одно – систематичность. Ничем иным пустоту не одолеть.

Систематически глушить водку, или систематически бегать трусцой – не так уж и важно, главное – повторение определённого цикла.

И тут у меня уже имелись определённые наработки, способные послужить опорой барахтанью в пустоте.

Пятидневная рабочая неделя – раз.

Участие в общественной жизни СМП-615 – два.

Посещения Нежина для интеллектуального общения с Жомниром с периодичностью в два-три месяца.

Любой системе, чтобы она работала, нужны пряники вознаграждающие вертящегося в ней винтика за успешное прохождение замкнутого круга и стимулирующие его верчение в таком же следующем круге.

По четвергам я ходил в баню с двумя заходами в парную.

Веники и мыло продавались в кассе на первом этаже; получив еженедельное удовольствие я оставлял их на крытых серым мрамором столах в помывочном зале, унося с собой лишь сетку с грязным бельём.

Следуя после бани к месту жительства, я выпивал две бутылки пива «Жигулёвское» и покупал в киоске на Миру газету «Morning Star» для чтения со словарём до следующего четверга.

По понедельникам у меня была стирка в тазу на дворовой лавочке; зимой она проводилась в пристроенной к сараю летней комнате.

День глажки зависел от погодных условий вокруг бельевой верёвки, которая была натянута уже от крыльца к сараю, а не к калитке.

Лучше поздно, чем никогда.

Выходные заполнять труднее, но раз в месяц в кинотеатре «Мир» показывали очередной боевик Бельмондо, или комедию Жана Ришара.

Летние воскресенья вообще проблем не представляли, я проводил их на Сейму, лёжа на розовом одеяльце с красными кругами для укутывания младенцев, оно же, по будням, служило подкладкой при глажке.

Одеяльце, что осталось после одного из твоих гостеваний на Декабристов 13.

Коротковато – ноги остаются на песке, но какая разница?

Трижды за день я выплывал за буйки, где кончаются визжащие купающиеся, ложился на спину раскинув руки и произносил самодельную ритуальную фразу:

– O, water, run into each corner of mine! We be of one blood, thou and me!

( … для составления этой фразы мне пришлось привлечь в соавторы Фицджеральда и Киплинга, но они и не противились моему плагиату …)

Затем я плыл обратно к визгам и брызгам, выходил на берег и переворачивался под солнцем на покрывальце вперемешку с чтением «Morning Star» без словаря – просто подчёркивал слова, которые надо будет выписать потом в тетрадку.

В обед я уходил с пляжа на Хутор Таранский, в его магазин – обычную хату под соломенной крышей, но с толстой железной полосой поперёк двери и висячим замком.