И, точно провалы метро, глазницы ее водили глаза влево-вправо. Гнев и апатия — бессмысленность действий. Тишина, вязкое болото без действий и смысла действовать. Хотя… Дейзи и Лиза. Но куда идти и где их искать? Если где-то рядом, то не увидеть, не узнать.

Что дальше? Стоит привыкать терять? Или заставлять свое сердце болеть каждый раз? А если не болеть душой за других, то можно и человеком перестать быть. Ваас вот замкнулся в себе. И стал чудовищем. Вот что увидела Джейс, увидела, как мало он видит людей. Вернее, людей он уже давно не считал за людей. И ей не хотелось видеть, она просила только ненависти, ведь понимать и ненавидеть невозможно. И ее пугало, что она смутно понимает его… Вернее, худшая ее часть, та, что признала предательство. Но враг не может быть прав. По крайней мере, не всецело. Но если признать часть, то возникает опасность осмыслить его мотив.

Среди джунглей маячили разноцветные заросли, красно-кровавые лепестки, точно росли, испивая не влагу земную, а кровь. И много ее пролилось. Слишком много. Слишком много для понимания. И всякий мотив не оправдывал вида посиневшего лица Оливера, торчавших шейных позвонков, содранной с мясом кожи. Теперь все сгорело, все кануло. Так лучше. Но память не стиралась. Память никогда не отпускает.

Джейс брела вперед, думая, не сдаться ли на милость пиратам на аванпост. Все лучше, чем стать пищей хищников. Сдаться? Милость? Милость есть только у людей! У этих существ ничего, кроме жестокости, не возникало. Ничего, кроме садизма.

Девушка шла дальше. Между деревьев показалась каменная глыба, на вид очень древняя, укутанная мхами. Впрочем, даже не глыба, а небольшая колонна, покосившаяся, вывернутая частично из каменных плит фундамента, приподнятого корнями выросших к небесам деревьев.

Джейс подошла к колонне, прислоняясь к ней ладонями вывихнутых рук, держалась за выступы камней, теребя пальцами мох. Древнюю колонну покрывали узоры, надписи. Каждый символ что-то значил. Тогда не строили так, чтобы ничего не значило, ведь делать без значения — бессмысленное повторение. Но археологический интерес не мог проснуться в такое время, время сомнений и надвигавшегося отчаяния. А отчаяние могло содрать мясо, выгрызть до костей. И все ей казалось, что без кожи осталась она.

А среди зарослей пировали на обглоданной туше оленя стервятники, возле колонны ползали змеи, две змеи. Они обернулись на незваную гостью, а та равнодушно гипнотизировала их почти потусторонним застывшим взглядом, не подозревая, как этот взгляд теперь похож на бесконечную пустоту, отраженную в глазах врага.

Змеи отступили, проползли мимо, только стервятники рассматривали подозрительно пришельца, а потом взвились вверх, трое птиц, раскинув шесть крупных крыльев.

Джейс немного отдышалась, обернулась на дым — он оставался все дальше за спиной. Сдаться? Эта мысль уже не посещала.

Странница собиралась идти дальше, только заметила с другой стороны колонны некое тряпье, которое при ближайшем рассмотрении оказалось вовсе не тряпьем, а расшитой зубами животных и разноцветными бусинами одеждой.

Девушка не понимала, что перед ней — не просто одежда, а облачение шамана. Вернее, может, потом бы и поняла, но пока для нее интерес представлял только посох, лежавший рядом, уже тоже покрывшийся мхом. Видимо, давно лежал, а в джунглях так все быстро растет. На той земле, где все растет, все быстро умирает.

Джейс осторожно наклонилась, хватаясь за колонну, потому что наклон мог в ее состоянии означать падение. А дальше — не встать.

Подняла медленно трость, а заодно большую легкую сумку, сделанную из тонкой кожи какого-то животного. Трость — как раз то, что сейчас бы очень пригодилось, ведь растянутые руки и ноги едва держали, а с ней было меньше шансов бездарно упасть. Заснуть в вечность.

В сумке не нашлось ничего полезного, а ведь Джейс надеялась, что это аптечка. Но костюм, сумка и трость явно несли только ритуальное значение, это она поняла уже намного позже. Вот только кто же так бросает ритуальные костюмы шаманов? Или кто же их так находит возле сакральных колонн, что несли тот же смысл, что древо предков в деревне…Девушка машинально подобрала со дна оберег с изображением какой-то птицы, да еще светло-зеленую стекляшку, вроде той, что всегда висела на шее у Вааса, только у него она была темно-зеленая. Странно, что эта незначительная деталь тоже врезалась в память, но страх дает памяти слишком ясные образы порой бесполезных вещей.

Стекляшка, похожая на раздвоенный зуб акулы. На вид что-то вроде бутылочного стекла, а там мог оказаться и хрусталь. Хотя откуда бы у врага могла взяться шаманская побрякушка? Может, это совсем не имело значения. А, может, и значило нечто. Весь вопрос в понимании.

А вот жгуты на шаманском облачении, обозначавшие что-то вроде змей, пришлись кстати: ими удалось наконец крепко перетянуть связки на ногах, чтобы меньше хромать. Но само облачение показалось бесполезным. И мысли носились где-то далеко, буревестниками над рифами.

«Сделала ли я хоть что-нибудь правильно?.. Нет! Ты ничто! Ничто, которое хочет еще жить. Правильно? Да вот только майку заправила в брюки, как тут все делают… Похоже, они все еще думают, что я парень…», — думала Джейс, пытаясь найти хоть что-то положительное. Но это служило слабым оправданием своих неудач, притом она догадывалась, что ее бессмысленная тайна — балаган, который без труда еще в начале всего это ада разгадал главарь. Ваас. Первая встреча возле клетки. Ощущение рухнувшего, всего. Рухнувшей жизни. Но… Райли тогда был еще жив. Оливер жив. Может, не стоило ей выбираться? В клетке сидеть-то легче, на коленях стоять проще. Но ведь… Вот уже второй раз ей удавалось сбежать, вот уже второй раз даже враг давал шанс, но вот уже второй раз те, кого она пыталась спасти, сами бежали в западню. Сколько еще снести таких побегов до полного безумия…