Он плюнул в ее сторону, махнул рукой и пошел прочь от клетки. Кажется, остальные пираты еще не догадывались, что поймали не мальчишку, а девушку, и главарь не потрудился им рассказать. Или не хотел. Не понять его мотивов, да она и не пыталась понимать это чудовище, чувствуя, что рано или поздно опытным путем пираты бы все равно выяснили, кто она на самом деле, например, в отсутствие более подходящих кандидатур, которыми становились на данный момент ее подруги. Точнее, не подруги. Сложно сказать, что вообще связывало с этими девушками. Да, они плыли на одном корабле, но ныне она старалась не мыслить о их судьбе, дабы едва собранная в кулак воля не покинула от страха и отвращения.

Мысли в ушибленной голове текли как-то неправильно. Она поражалась, почему они там вообще рождаются, но ведь удавалось же их найти, да выходил странный пазл:

«Подонок! Дожили… Я в плену, друзья в плену, подруг грозятся коллективно вы***ть, а меня жжет тот факт, что какой-то пират с ирокезом обзывает меня так же, как мальчишки со школьной скамьи и прохожие на улице, которые путали меня с парнем… Да ***! Почему мне об этом надо волноваться?! Моя прежняя жизнь рухнула! Вот, что случилось! Жизнь окончательно рухнула! Падала-падала с момента перелома и с момента смерти отца, и вот так бац — и рухнула! Ужас… Но я уже даже не удивлена. Но это же… Ужас… И мне надо выбираться!»

Если, конечно, это была жизнь. И стоило это называть жизнью. Слова, ненужные. Похоже, горе-браконьеры еще в полной мере не могли осознать всю бедственность их положения, еще слишком много правил и воспоминаний связывали их с большой землей, далекой и безопасной. Но настал, несомненно, конец, конец всего. Всего, что было и не было. Того, чего не было — в особенности.

— Райли, — вскоре позвала она тихо. — Райли! Мы должны выбираться!

Младший брошенным щенком умоляюще посмотрел в глаза, а потом снова по щекам его покатились слезы, он только всхлипнул:

— Лиза! Моя Лиза!

Выходит, Райли тоже волновался теперь не за одного себя, это внезапно стало так согревать Джейс, поддерживать в ней отвагу. А паниковать она себе запретила. Паника где-то билась, очень близко, стоило только позволить ей прорваться, отпустить стальную хватку сознания. И все — пиши пропало. Если поддалась бы панике, то мечты о побеге можно было оставить. С паникой пришли бы все прелести вроде тошноты, обмороков, конвульсий. Нет уж, не надо. Половину из них человек вызывает сам, поддаваясь воле животного страха. Не надо! Не надо!

— Успокойся, Райли! — шептала старшая. — Успокойся!

И успокаивала тем самым все больше саму себя, потому что брат не внимал, а только становился все более беспомощным, беззвучно рыдая о своей судьбе и о судьбе Лизы.

«Я все-таки девушка, значит… у меня запястья тоньше… Так, веревки обматывают ткань водолазки», — четко и методично принялась оценивать она, глядя краем глаза, что возле клетки расположилось какое-то уродливое бунгало, а там за картами сидели сторожа. Вот и хорошо, что за картами. Видимо, товар им особо ценным не казался, да и опасности они в нем не видели. Какая опасность могла содержаться в двоих худощавых мальчишках? Уже радовало: тот, страшный, с ирокезом, ушел. Джейс почему-то сразу поняла, что он тут главный. Ваас или Хойт… Ваас больше подходило под его испанский акцент, но на логические выводы не было времени и мыслей. Ваас и Хойт… Эти два имени врезались в ее память, под гул двух этих страшных имен ее накануне чуть не убили, зато их законом не был уничтожен Райли. Последний вдруг всхлипнул через заложенный кем-то преступно разбитый нос, глотая слюни и сопли:

— Дже… Прости меня!

Это было так непохоже на него, он всегда считал, что прав, свою неправоту не признавал категорически, но тут, видимо, осознал, что идея принадлежала ему, что он не мог учесть наличие пиратов на заброшенном тихоокеанском островке. И голос его внес ощутимый дисбаланс в сознание старшей, едва не размягчив, растрогав, а это являло риск стать такой же беспомощной, такой же просящей прощения за свое бездействие.

— Ничего, все хорошо, — только твердо, как заклинание, повторяла сестра.

Любовь к ближнему делает нас всегда сильнее. Пусть иногда от нее и больнее. Но именно в переломе жизни между пропастью без нее в замкнутости и имманентности не выкарабкаться. Не будь рядом Райли, Джейс, вероятно, не сумела бы даже прийти в себя, не было бы смысла. Собой она не сильно дорожила, может, даже вот уже пять-семь лет тайно мечтала о смерти, хотя, конечно, не такой.

Но здесь был Райли, и трусливо сбегать в объятия смерти она не имела права. Просто не имела права. Вот и весь аргумент, чтобы попытаться выжить. Нет, не попытаться. Попытка — это по мере сил. Долг — за гранью сил. Она осознала, что должна вытащить Райли. И неважно, что случится потом, что он скажет ей, если потеряет Лизу, клетки с которой нигде не было видно. Ох, куда же раскидало их, что случилось с другими? Только ли выкуп нужен был пиратам?

Оливер-Оливер! Если бы не сдался, если бы за ним не поспешили сдаться ребята, может, и правда, удалось бы забаррикадироваться в трюме. Джейс слышала, что в Сомали торговый корабль так избежал выплаты выкупа за команду. Но Оливер сдался. И остальные тоже решили, что так будет безопаснее. Кому теперь безопаснее? Главарь четко дал понять, что их продадут в рабство! Джейс вдруг осознала его слова про «себе в убыток», она, может, и невыгодный товар, зато остальные…

И тогда она осознала, что тем более должна выбраться. И вытащить всех, кого удастся. Но как? Она ведь даже в армии не служила. Хотя, относительно восстановившись после травмы, хотела. Не прошла медкомиссию, сказали, что хромота не уйдет. А ведь едва заметная, подумаешь, что нога всегда болела на погоду да стала чуть-чуть короче. Это не мешало. Сейчас это ей точно не могло помешать. Ее сковывали только путы на руках. Их вроде как завязывал даже сам главарь. Она помнила этот запах, который накрывал ее еще до того, как сознание вернулось к ней. Да, она слишком отчетливо запомнила этот запах. Если бы разбиралась в этом, могла бы уже и сорт табака назвать. Будто память складывается только из картин и звуков…