— Но, знаешь… У меня для тебя ***ые новости. Мои парни решили, что поймали двоих девок и троих парней. А ты… Ты, , оказывается тоже девка на. Слышишь, ты *** ***ая, которая так жалко выглядит, что все ее приняли за парня! ***! Это реально что-то новое.

— Жалко… — только пробормотала она распухшими губами. Значит, по лицу все-таки тоже били. Или все было из-за травмы головы. Кто знает. Боль в теле существовала словно помимо ее сознания. В сравнении с давним ужасом перелома все это было не так страшно. Или же нет, здесь… Здесь случился такой кошмар, о котором голова не могла поведать последовательными словами. Впрочем, тогда тоже не могла. Тихо. Может, оно и к лучшему, что тихо. Видимо, так неслышно пробормотала, что он даже не слышал.

— Настолько плоская и чмошная, что на тебя и покупателя не найти. Себе в убыток только, — с холодной насмешкой продолжал он.

«Я должна выбраться», — мало-помалу прояснялись мысли, которые уже второй раз захватывали сознание в обруч без оценок. Никаких размышлений о морали, этике и масштабах того, куда попали. Выбраться и вытащить брата, вот и все мысли. Брата и остальных. Остальных хотя бы попытаться, а брата точно. Если не она, то кто?!

А хаос злился, его раздражал ее остекленевший взгляд, взгляд без панического страха, взгляд без страха за себя. А страх за другого иначе отражается.

— Ты меня слушаешь, ***?! Ты слушаешь?! ***! — внезапно воскликнул главарь так, что барабанные перепонки чуть не лопнули. Враг нависал возле прутьев клетки, потом отстранился, нервно поводя плечами, повторяя, очевидно, больше для себя. — Но нет, я же спокоен! Если слушаешь — просто кивни, о’кей? Надеюсь, ты не глухая ***? Вдобавок ко всему это было бы совсем ***во!

Она подняла глаза и кивнула. Так лучше. По крайней мере, так появлялся шанс не слушать разрывающий голову очередной возглас.

— Слушаешь — это хорошо. О***ть как хорошо, — как будто действительно спокойно выдохнул он, торопливо продолжая. — Так вот, о чем я? О том, что ты жалкая… А я здесь царь и бог. Нет, о том, что ты девка. Да, просто жалкая девка, а то, что я здесь царь и бог, ты уже признала, — но снова этот ужасный возглас. — Признала, ***, спрашиваю?!

Она вздрогнула, не совсем ясно — то ли помотала головой, то ли кивнула.

— Да или нет, *?! Ты еще и тупая вдобавок? Да или нет?.. — доносился громогласный голос, а потом он вдруг стал тише, в замедлившейся интонации проскользнула некая горечь, насмешка, раздумье: — Да… Или нет… Вот так всегда. Это выбор. Это жизнь, — но снова яростное восклицание, адресованное теперь явно не ей, как, впрочем, и половина других его слов: — О*ть какой выбор! Так кто здесь царь и бог?

— Вы, — дрожащим голосом отозвалась она, хотя обычно ее голос был глухим и низким, но ныне он куда-то пропал, опустился до хрипа, будто она сдалась без борьбы, как и все ее друзья. Или выжидала, ведь время лечит, хоть убивает, но разум понемногу отходил от ледяного небытия.

— «Вы», — уже откровенно рассмеялся он, кажется, на «вы» его никто не называл уже лет сто, а, может, и вообще никогда. — «Вы!» ***ная вежливость! Так вот, ***, как я узнал, что ты девка, если выглядишь ты как тупой * молокосос, который еще и баб не *л. Знаешь, как? Знаешь, в чем дело? Все дело в запахе!

Он в миг оказался по ту сторону клетки, за ее спиной, прижатой к прутьям. Доносилось его дыхание, он потянул воздух возле ее шеи, точно хищник, обнюхивавший сбитую с ног добычу.

Не знала она, что там он говорил о том, как определил ее половую принадлежность по запаху, а вот от него потом, перегаром пополам с крепчайшим табаком несло ужасно. Хотя, если немедленно сделать пару глубоких вдохов, чтобы не упасть в обморок, можно принюхаться. И даже не так противно. Противно пахнет только пот больного человека. Видно, хаос был не из таких, мускулистый, смуглый. Опасный, как тигр-людоед.

Да и в обморок падать нельзя было, ох как нельзя, только не сейчас. Ведь могли увести Райли. И уже навсегда!

Пират снова оказался возле прутьев клетки справа, заставляя смотреть прямо в глаза. Она повиновалась, ничего сложного, не имело значения, куда смотреть, априори безуспешная борьба не имела смысла. Что такого — смотреть в глаза? Разве они могли напугать, когда произошло нечто настолько невыразимо жуткое, что… Но нет, эти глаза однозначно пугали. В них сквозила бездна.

Он смотрел насквозь и в никуда. И то лишь на миг, ни одно выражение на этом лице не задерживалось дольше пары секунд.

Вот он уже просто издевался, презрительно продолжая:

— В остальном ты слишком жалкая, настолько жалкая, что даже в рабство тебя не продать, ни один мужик не захочет ***ть такое… — тут у него даже метафоры ни цензурной, ни нецензурной не нашлось, а потом на лице проступило отвратительное злорадство. — Что с тобой делать, я еще решу. А вот две твои подружки вполне ничего, *** в самом соку, думаю, с ними отлично проведем время, я и мои парни, кстати, ту блондинку я бы даже оставил себе. А ты… Ты даже смех не вызываешь.