– Эй, там, коней попридержи, - наглым тоном протянул тот парень с отросшими волосами, темными и грязными, и цепким взглядом, что шёл в середине. – Стой на месте и не двигайся, а то у нас свинца на всех хватит.

В руках у него был автомат. Он чуть приподнял его, и Вебер почувствовал, как его охватывает напряжение.

– Как скажете, - отозвался он.
– Я тут не за приключениями.

Саша приподнял руки. Работорговцы подошли ближе, и он прищурился, приглядываясь к ним. Кажется, он всё-таки знал главного в этой шайке. Мурло больно знакомое.

– Хе, мужик, спасибо за помощь, а тут у нас один смылся из-под носа, не пойми как...
– сказал всё тот же.
– Ты из клиентов, я так понимаю?... Да ну. Вебер, так это ты, что ли?...

Парень, а, вернее, Серёга Жданов, чуть сощурил поблескивающие цинизмом глаза. Лицо его выражало крайнее удивление, но главное, что заставило Вебера насторожиться, в глазах заблестело что-то похожее на жажду наживы. Такое вот неприятное, гадкое, словно Жданов не на Вебера смотрел, а на мешок звенящих, лежащий на путях.

– Я, Серый, я, кто ещё.

Вебер из последних сил удерживал себя на волне минимальной вежливости, но, честно говоря, не нравился ему ни Серый, ни разговор с ним, ни, тем паче, его дружки.

– И какими важными ты сюда?
– с некоторой хитрецой, сквозящей в голосе, спросил Серый. Он вдруг чуть склонил голову и, развернувшись в пол-оборота, зыркнул на толстяка.
– Мотор, достань-ка контракт.

Пузатый коротышка поставил фонарь на пути и начал возиться в карманах своих кожаных брюк.

Вебер сощурил глаза. Ему показалось, что в тоннеле вдруг стало куда холоднее. Наёмник мельком посмотрела на цепь, поблескивающую на груди у Жданова. Обычная начищенная цепочка – такие носили все работорговцы из верхов.

Признаться, Веберу совсем не нравилось происходящее. Что-то внутри подсказывало ему, что то, что сейчас здесь происходило, на руку ему не закончится. Плечи наёмника напряглись, пальцы крепче сжали кожаный козырек кобуры.

– Говорить пришёл с начальством твоим. Дело есть.

– А, так даже, - сипло посмявшись без всякого веселья, сказал Серый.
– Ну-ну, ну-ну. Он, кстати, рад будет с тобой увидеться. Тьфу ты… Ну чего ты там копаешься, жиробас?
– рявкнул Жданов, на мгновение оборачиваясь.
– Где контракт?

Коротышка, наконец, достал из кармана мятую бумагу и передал его Жданову. Тот раздражённо вырвал листок из его рук, развернул и присмотрелся к написанному, затем, аккуратно сложив, сунул листок себе в карман. Серый подошел к Веберу на расстояние вытянутой руки.

– В чём дело?
– грубо спросил наёмник.

Жданов легко пожал плечами и осклабился, перехватив автомат.

– В том и дело, Саш, что встречу я тебе с боссом устрою, вот только, Вебер, извиняй, контракт у нас на тебя. Там такие бабки за тебя поставили, что у меня голова кругом идёт, когда я смотрю на циферки эти…

– Да чтоб тебя…

Вебер, было, вскинул руку, собираясь выхватить гранату, но Серый тут же поймал его на мушку. Наёмник замер.

Гнев полыхнул наравне с досадой. Надо ж дураком таким быть!

– Э, нет, дружище.
– Серый покачал головой, при этом звонко поцокав языком.
– Давай-ка без шумихи, ты же прекрасно понимаешь, что ты попался. Нам свезло, тебе нет. И так бывает. Обычно-то наоборот, но, оказывается, не всегда. Так что давай не рыпайся и вперёд по шпалам на станцию…

***

Рыпнуться Вебер даже не успел. На них с Сенькой так быстро нацепили ошейники и выгнали вперёд планеты всей ковылять по шпалам до Комсомольской, что Саша даже толком осознать не успел, насколько худо его положение. Долговязый парень с зубочисткой не спускал с них с Конопатым глаз ни на секунду, держа на мушке – да уж, от таких, как эти так просто не ускользнешь. Вот так. Собак не взял, а теперь сиди, умничай. А Машка ведь как в воду глядела…

Пока шли, осознание приходило к Веберу всё быстрее: холодное беспокойство и едкое, гаденькое отвращение всё быстрее растекались по нутру.

Дела были плохи и, хотя Вебер искренне надеялся, что ему удастся что-нибудь обязательно придумать, сейчас выход из сложившегося унылого положения представлялся плохо.

Мельком поглядывая по сторонам, Вебер украдкой ёжился от сырого холода, сгустившегося в грязном, вонючем тоннеле – пустом и молчаливом, и всё думал о предстоящей ему участи. А ещё о Машке, которая теперь осталась одна.