Шрифт:
– Иди, Маша, отдохни. Погуляй по городу. Зайди ко мне через час.
Я развернулась и вышла из комнаты, хотела вернуться к собакам, но направилась бродить по городским улицам. Думала, отвлекусь, но не никак, все время лезли воспоминания о вчерашнем дне, когда мы с Вебером гуляли по городу, и он мне обо всём рассказывал.
В общем, меня хватило на пятнадцать минут. Так и не смогла сосредоточиться ни на чём кроме мыслей о Вебере, а ор, гам, грохот только угнетали меня ещё больше.
Погуляв между торговых рядов и жилых помещений ещё минут десять, я вернулась в переход, в комнату в гостинице. Рекс и Декстер по-прежнему лежали на полу и грустно сопели. Заметив записку, оставленную мне Сашей, которую я неаккуратно бросила на пол, я подхватила её с пола.
Сжав листок бумаги в руках, я в бессилии опустилась на спальник Вебера, при этом растолкав Рекса и Декстера. Те были сонными и понурыми, и я их понимала, они скучали по Веберу едва ли меньше меня.
Я опустила лицо, и тут меня будто бы припечатало огромным булыжником. Все эмоции и чувства вдруг смешались в одно – волнение за Вебера, страх за его жизнь, досада, грусть, обида, гнев. Я аккуратно сложила листок бумаги с запиской, убрала его в карман толстовки, подтянула к себе колени и обхватила ноги руками. Несколько минут я смотрела в одну точку и думала о том, что со мной будет, если вдруг Вебер не вернётся.
«Сердце, наверное, остановится» - как-то очень по-детски подумала я.
А ведь почему по-детски? Разве не хватит меня удар? Разве не поразит меня горе от и до, если с ним что-то случится? Сколько потерь в своей жизни я смогу ещё вынести? Не знаю. Но эту – не смогу точно.
Я закрыла глаза и положила лоб на острые колени. Я люблю его. Так сильно люблю, что у меня даже сил нет скрывать этого от себя. Да и зачем себя обманывать? Я никогда никого не любила. Была влюблена, но сейчас… Та прошлая туфта и рядом не стояла с тем, как живет моё сердце сейчас.
Кто-то бы со мной начал спорить, убеждать, что пять дней знакомства и до влюбленности-то не доведёт, а я бросаюсь такими громкими словами. Да и пусть бы спорили и убеждали. Я сейчас искренне и правдиво говорю лишь о том, что чувствую.
Себя не обманешь. Мимолетное останется мимолетным, влюблённость влюблённостью, а любовь любовью. От правды не убежишь.
Я посмотрела на часы. Прошло сорок минут с тех пор, как я ушла из комнаты Кольта. Ждать больше не могу. Вернусь к нему, вдруг есть новости. Я медленно поднялась со спальника, глубоко вздохнула, всеми силами беря себя в руки, и снова вышла в переход.
***
Он стоял напротив стола Кольта. Когда я зашла, на его лице, так же, как и на лице Кольта, тут же отразилось такое смущенное замешательство, такое волнение, что я сразу поняла, что его вызвало именно моё появление.
Но то, что что-то не так, я поняла сразу, ещё тогда, когда только появилась в комнате. Их лица были слишком бледными, а глаза горели. Мальчишка, несуразный, слишком худой, растерянный, весь исцарапанный, с лицом, перепачканном в грязи, выглядел отрешенно, Кольт мрачно.
Увидев меня, они замолчали, хотя до этого о чём-то шептались, по-видимому, уже долго.
Я вошла в комнату снова без всякого стука. Не до церемоний. Немая сцена без всяких приветствий и представлений длилась порядка минуты. Мальчик смотрел на меня как-то уж очень испуганно. За эту минуту он, кажется, ещё больше побледнел, и от этого его веснушки стали казаться куда ярче.
– Ты… Маша? – спросил он вдруг у меня. Кольт посмотрел на мальчика, тяжело вздохнул и сердито покачал головой.
Я кивнула. В груди уже всё дрожало, меня терзало что-то, какой-то ком из страха и дурного предчувствия.
– Да.
– Я Сеня… Арсений… Конопатый, короче… - Мальчик стушевался. Виновато потупил взгляд. – Мне друг бежать помог… Вебер со мной был…
Я урвала короткий вздох, а после – всё, дыхание перехватило до расползшегося в лёгких огня. Всё зазвенело в голове, внутри с надрывом начало трещать, словно ломающиеся на части доски.
– Где он?
Сеня пожевал губы, кинул взгляд на Кольта, но тот, прикрыв глаза и разочарованно поджав губы, отвернулся.
– Со мной был… - снова начал мальчик.
– Где он?! – рявкнула я.
– Он у них… Там… - испугавшись, ответил Сеня. – На Комсомольской… В бараках.
Сначала меня накрыло облегчение – жив. Главное. Затем удивление – в бараках? Вопросы закрутились в голове, но надломленного голоса хватило только на один.
– Почему он там?
Я короткими рывками вытерла выступившие на глаза слёзы. Сеня опустил взгляд. Светлые ресницы чуть дрогнули. Пухлые губы искривились. Мальчишка шмыгнул носом, повёл угловатым плечом.