– Прошлой весной, к сожалению, точный день назвать не могу, меня вызвал Дорак. Принимал он меня в саду, и я сразу понял, что речь пойдет о чем-то тайном даже по его меркам… – загадочно произнес этот гад чешуйчатый.

– Вы отвечаете за свои слова? – вытаращил глаза супрем.

– Я устал молчать.

– Итак, вы знали, что в святой воде, которую передал вам Дорак?

– Сосуд был просто брат родной того, что привез Оноре. И чеканка, и печать орденская, все на месте, – пробурчал Салиган.

– Как вам удалось подменить сосуды?

– Во время диспута. Монах, который их таскал, заслушался, даже рот разинул. Если б я вместо святой воды ему бочонок вина подсунул, он и то бы не заметил.

– Вы видели, как из принесенного вами сосуда поили детей?

– Зачем? – дернул неряха плечом. – Я свое дело сделал и убрался. По дороге встретил пару знакомых, сказал, что святые отцы перед обедом – это страшно.

– Что еще поручил вам Дорак?

– О, множество интересных дел. Я должен был договориться с “висельниками”, а незадолго до погромов подбросить Ги Ариго письмо с предупреждениями.

– Что и от чьего имени вы приказали “висельникам”?

– Говорил с предводителем… Передал, что лигисты под началом Авнира станут бить еретиков. Когда “висельники” это увидят, то должны будут сжечь провиантские и мануфактурные склады, а в награду – разрешение на разграбление домов иноземных негоциантов. На самом деле склады будут ограблены людьми Дорака, потому что у кардинала нет средств на содержание новых армий. Борьба с недостачей. Маршал Алва с помощью людей генерала Савиньяка должен был прекратить погромы, но последнее Авнир и “висельники” не знали. Благо, отправлять их в Закат пришлось их не мне.

– Защита имеет спросить что-то у Раймона Салигана?

– Ну, если надо… Господин Салиган, что сказал посол Гайифы господин Маркос Гамбрин, узнав о планах Его Высокопреосвященства?

– При чем тут посол? – сдвинул брови внезапно помрачневший маркиз.

– Потеря памяти, – обронил Алва. – Бывает. Что ж, вопросов к господину Салигану у меня больше нет. Выражаю свои соболезнования господину Маркосу Гамбрину, более десяти лет оплачивающему услуги беспамятного шпиона. Неоправданные траты.

– Герцог Алва, почему вы вовремя не остановили погромы?

– Не счел нужным.

– Но вас умоляли.

– Только меня?

– Вас умолял епископ Оноре, вас умолял герцог Окделл.

– Я не эсператист.

– Почему вы вернулись раньше, чем было объявлено?

– Мне было видение.

– Видение? Какое именно?

– Вряд ли оно поразит ваше воображение. Во сне мне потребовалось созвать моих вассалов.

– Подсудимый, имейте в виду, что Высокий Суд может расценить ваши последние слова как скрытую угрозу.

– Как вам будет угодно, но я имею обыкновение предъявлять ультиматумы в очевидной форме.

– Вам был задан вопрос о причинах вашего возвращения, но вы сослались на видение, в котором разыскивали своих вассалов.

– Разыскивал, – вздохнул Рокэ, – причем в на редкость неприятном месте. Сначала мне показалось, что это Ноха, но там была странная плесень. Еще любопытней вышло с вассалами, потому что вместо них я нашел нынешнего герцога Эпинэ.

– И вы хотите убедить Высокий Суд, что вернулись в столицу из-за данного сна?

– Сударь, – горестно вздохнул Алва, приложив к глазам пальцы, – я уже давно ничего не хочу, но в столицу вернулся именно поэтому.

– Вы не знали, что маркиз Эр-При находится в Агарисе?

– Меня волновало не местонахождение Робера Эр-При, – глубокомысленно изрек Рокэ, – а наличие в Нохе плесени.

====== Глава 73. Как безнадежно судилище – 6 ======

– Высокий выслушает Августа Штанцлера. Пусть свидетель войдет.

О как. Еще и этого багерлейского сидельца притащили… и хоть бы раз привели Эстебана, как свидетеля. Но нет, лучше ему не видеть меня в числе судей. Вряд ли другу это понравится. Ну что ж, выслушаем, что наплетет старый и больной ызарг на сей раз.

– Август Штанцлер, Высокий Суд ждет ваших слов.

– Август Штанцлер здесь, – старик неспешно вошел в зал и я почувствовал легкий страх. Что делать, если он расскажет всем присутствующим про яд, подмешанный мной в его вино?

– Назовите свое имя, – с первого взгляда могло показаться, что гуэций туповат и глуховат, но того требовали окаянные правила.

– Я – Август, второй граф Штанцлер.

Угу. Август-сентябрь.

– Поднимитесь на кафедру и принесите присягу.

– Именем Создателя, жизнью государя и своей Честью клянусь говорить правду, и да буду я проклят во веки веков и отринут Рассветом, если солгу, – без малейшего колебание старик положил руку на Эсператию.