тому, как кричала на меня, когда я оставляла мокрое полотенце на полу в ванной или использовала

ее жутко дорогой шампунь. Я скучала по веселью в ее глазах в ответ на папины неуклюжие шутки за

ужином и по тому, как она безмолвно заглядывала ко мне в комнату каждый вечер перед тем, как

пойти спать. Окруженная запахом и одеждой сестры, окруженная ее жизнью, я почувствовала, что

боль от ее потери становится почти невыносимой.

Дверь приоткрылась, и Бейли потянул носом, вырывая меня из плена воспоминаний.

– Как я выгляжу? – поинтересовалась я.

Пес заскулил и лег у двери. Он делал так с тех пор, как я вернулась домой – ходил за мной

кругами, ласкаясь о мои руки и ноги, умоляя признать его. Когда никто не видел, я могла зарыться

лицом в шерсть на его шее и напомнить ему, что я – это все еще я.

– Иди сюда, Бейли. – Я присела и хлопнула в ладоши, надеясь, что он, наконец, войдет в

комнату Мэдди. Но он этого не сделал. Он обычно сидел в дверях и умолял меня выйти, иногда

гавкал, но никогда не заходил сам. Возможно, потому что Мэдди приучила его не переступать порог

своей комнаты, швыряясь обувью всякий раз, когда он приближался. Она терпеть не могла мою

собаку, говорила, что от Бейли несет псиной и он слюнявый. Так и было, но именно за это я его и

любила.

– Вкусняшек? – спросила я, и Бейли поднялся, навострив уши. Он секунду постоял на месте,

затем развернулся, зашел в мою старую комнату и забрался на мою кровать. Счастливчик.

– Так и не заходит? – спросила мама. Она проследила взглядом за тем, как Бейли кружит на

моей кровати в поисках удобного места, чтобы улечься.

– Нет. Не знаю, почему это меня волнует, – добавила я быстро.

Мама наблюдала за мной с тех самых пор, как я вернулась домой, и уже успела сделать

несколько любопытных предположений на тему преследований Бейли.

– Он был псом Эллы, не моим. Мне жаль его. Он скучает по ней.

– Вот почему ты волнуешься? Потому что это – пес Эллы?

Мама с папой целыми днями пытались втянуть меня в разговоры, считая, что мне нужно

выговориться, чтобы жить дальше. Она и задала вопрос только потому, что хотела вовлечь меня в

беседу. Но я не хотела разговаривать с ней.

Не дождавшись ответа, мама вздохнула и прошла в мою комнату.

– Ты уверена насчет школы? – спросила она, передавая мне яблоко – мой завтрак – и

предписание врача, освобождающее меня от физкультуры на ближайшее время. Еще у меня имелась

42

LOVEINBOOKS

справка, которую нужно было показать учителям или другим заинтересованным лицам, если меня

спросят о долгом отсутствии. Я сомневалась в том, что она понадобится. Все, включая директора,

знали, почему меня не было в школе.

– Да, уверена. Я хочу вернуться в школу. Мне нужно это сделать.

Я забрала у мамы яблоко и направилась в кухню. Она последовала за мной, тихие шаги

отдавались эхом на ступенях позади меня. Я бросила взгляд на холодильник, подумав о том, что,

может быть, стоит взять с собой ланч. Хм… не помню, чтобы Мэдди стояла в очереди за обедом, но

и уродливого коричневого бумажного пакета я при ней никогда не видела. Черт, только семь утра, а

у меня уже заминка.

– Ты голодна? – спросила мама. – Могу что-нибудь приготовить, если хочешь.

Она выглядела смущенной и смотрела на меня вопросительно, надеясь, что я скажу «да».

Я жутко хотела есть и больше всего мечтала о стопке блинов с сосисками, но у меня не было

времени. К тому же, я со времен средней школы не видела, чтобы Мэдди ела свинину.

– Нет, все в порядке.

Я взяла ключи со стола и пошла к выходу.

– Будь дома к шести, – бросила мама мне вслед. – Я записала нас к терапевту. Ты была

такой…

– Тихой? Закрытой? Другой? – предложила я, пока она подбирала подходящее слово. Я

всегда была такой. Проблема в том, что я больше не я. – Я в порядке, мам. Мы уже говорили об этом.

Я не хочу говорить с кем-то о том, что случилось. Я хочу забыть и двигаться дальше.