— Значит, я не должен во всем полагаться на маму?.. Ты, девочка, хотела бы, чтобы я полагался больше на тебя? А ты не считаешь меня эгоистом?

— Нет, не считаю! Я знаю, что ты очень внимателен ко мне. Я хорошо изучила твой характер. И я бы хотела, чтобы меня полюбил такой человек, как ты.

— А ты не находишь, что мама посвятила больше времени изучению моего характера?

— Не настолько больше: тридцать лет, а мой стаж с тобой — двадцать пять лет.

— Не все двадцать пять, Лидочка. В первые годы жизни ты недостаточно интересовалась мной, мне казалось…

— Значит, я начала увлекаться тобой в то время, когда матери ты стал надоедать?.. На моих глазах ты все более совершенствовался, а мать этого уже не замечала! Лежи, почему ты встаешь?

Отец спустил ноги с дивана и с удивлением смотрел на дочку.

— Кажется, я за тобою не уследил, девочка. Эка ты рассуждать научилась.

— Серьезно, папа, ты мне скажи, почему ты высоко так ценишь эгоистов?

— Не высоко, Лидочка, это было бы самодовольством… Но ты сама выбираешь эгоиста.

— Такого, как ты.

— Спасибо, Лидочка, если я тебе по вкусу. Такой, как я, не будет, по крайней мере, запрещать тебе ходить пешком.

— Ну, еще бы! Ты не деспот.

— Конечно, нет, Лидочка. Эгоисты редко бывают деспотами. Они слишком заняты собой. Деспотом будешь ты.

— Я?!

— Ты вылитая мать, Лидочка.

— Моя мать — деспот? Папа, как ты… можешь!

— Как я смею оскорблять? Боже меня упаси оскорблять вас с матерью. Скажи, кстати, из-за чего ты поссорилась с матерью сегодня за ужином?

— Мама уверена, что она знает лучше, чем я, мои вкусы и мои потребности. Поэтому мои котлеты утопают в сметане. А я люблю мясо в виде мяса.

Отец раскатисто захохотал, по-полевому.

— Не так громко, папа!

— Твоя мама ведь не эгоистка, правда?

— Противоположный полюс.

— Вот такой полюс в галстуке запретит тебе ходить пешком, чтобы ты не била свои ножки.

«Как Зырянов в Усть-Илге», — подумала Лидия.

— Но ты будешь набивать ему горло голыми котлетами без сметаны и ни за что не согласишься поставить свою заботливость в гараж и катать свои крепкие ножки в мужнином автомобиле. Такими способами вы легко сможете отравлять друг другу целую жизнь каждый день.

— Я поражена, до какой степени ты под влиянием мамы!

— Надо, девочка, чтобы одному нравилось подчиняться влиянию и заботам; по крайней мере, если другому нравится влиять и заботиться. Два заботливых супруга — это все равно что две автомашины в супружестве. Если бы автомобили были хозяевами, они бы покупали себе пассажиров, а вовсе не грузовик для перевозки автомобилей.

— У тебя даже мысли мамины, папа!

— Все мамино, Лидочка. Обо всем мама позаботилась, чтобы все было готовое и самое полезное для нас: и котлеты в сметане, и мысли в голове.

Василий шел по коридору сначала вдоль правой стены, открывая и закрывая двери, оглядывая однообразно обставленные лаборатории и кабинеты. Он искал Лидию. Очень не хотелось говорить ей об анализе пиробитума… Но тогда не надо и встречаться? Она ведь спросит непременно, не может не спросить. Значит, порвать знакомство с Цветаевой? Об этом нечего и думать.

Василий и не думал об этом. Его мысли был слишком заняты, все внимание приковано неотрывно, все сознание мобилизовано на преодоление огромного порога с латинским названием: пиробитум.

— Чем вы будете заниматься теперь? — спросил его Викентий Александрович, прощаясь после заключения по анализу.

— Как — чем! Я же не кончил с кембрием, — ответил Василий.

— А! Вы еще не кончили с кембрием, — язвительно сказал Викентий Александрович. — Химия, конечно, не авторитетна для вас.

— Химия авторитетна, — сказал Василий, — когда она не останавливает меня. Пиробитум остановил меня. Так бывает на реке: слишком большой порог. Я еще не вижу прохода, где пробиться, чтобы идти дальше.

В конце коридора Василий перешел на левую сторону и заглядывал во все двери, во все углы комнат недумающими глазами, пока не увидел Лидию.

Он пошел к ней, зябнущий и слепой щенок навстречу солнечным лучам, не сознавая свою радость. Он протянул руку, чтобы взять со стола руку Лидии, и взял бы, но она сама подала, и он не услышал, как произнес привычное, обычное приветствие — он его не произнес. Он слушал ее голос. Она что-то говорила, не имеющее значение, и не отнимала руки.

— Вам горячий привет от Саввы. Я получила письмо, — говорила Лидия и поняла, что он не слышит. — Что с вами? Вы оглохли, Зырянов, или вы спите?