— Я очень занят, — сказал он рассеянно и грустно.

Ее губы красиво двигались, потом она стала смеяться, и ему это нравилось, как пение. Он смотрел на красивые губы и, может быть, поцеловал бы их, потому что он давно решил это сделать. Но Лидия вдруг отступила на шаг и велела ему сесть. Он сел.

— Да чем же вы так заняты, если не лунатизмом?

— Что это — лунатизм?

Лидия опять засмеялась и сказала:

— Ну, слава богу, вы, кажется, начинаете возвращаться в наш мир. Но что с вами случилось?.. Лунатизм — это когда спящий ходит где попало и, должно быть, старается исполнить все, что ему снится. В одну прекрасную ночь лунатик способен уйти на Полную реку искать кембрийскую нефть… во сне. Только не захватите с собой мою руку.

— А мне никогда ничего не снится, — сказал он и неохотно отпустил руку.

— Этого не может быть! Это значит, что вы забываете свои сны в ту минуту, как просыпаетесь.

— Тогда почему я один забываю, а все люди помнят? Я не беспамятный.

— Действительно… — сказал Лидия с любопытством. — Скажите, и в детстве так было?

— Я помню, мать очень сердилась на меня за это. В детстве, бывало, зимой собирается вся моя семья; у нас большая семья была. Мать начинает рассказывать, какой она видела сон. Потом детям велит: «Ну, теперь вы расскажите…» Она очень любила сны рассказывать и слушать. И все рассказывали сны. Я молчал. «А ты что видел?» — «Ничего не видел». И мать меня не любила за это.

— Неужели за это не любила?..

— «Что это за человек растет, который не видит снов? — говорила отцу. — Надо его отвезти в монастырь. Может быть, там вылечат его». И она повезла меня в монастырь, на Соловки, зимой. Монахам подарки сделала, хотя самим нечего было есть и дома… И всю дорогу мы ехали голодные. Где подвозили попутчики, где шли пешком… Потом она меня била за это с досады. «Столько на тебя, проклятого, истратила, — жаловалась, — а ты как дерево! Собаки и те сны видят…» Я и сам думаю, что у меня неладно. Чего-то не хватает в мозгу. Физиологические процессы суть химические процессы…

— Это на вас повлияли занятия у Викентия Александровича. Кстати, анализ все еще не закончился?

— Да вот, я с ним и пришел. С приговором.

— Так что же вы не показываете?!

Лидия схватила бумажку. Василий с интересом следил за каждым ее движением. Она читала какую-то бумажку, — он уже забыл, что это его бумажка, его приговор.

Лидия Максимовна углубилась в его интересы. Лидия Максимовна вся предалась его делу, озабочена его положением перед порогом пиробитума, непроходимым порогом. Напряжение во всем теле. Несознаваемым усилием всего существа — за этой девушкой — плот влетел, уже на пороге, — сейчас она увидит, мгновенно решит: разбился на ее глазах или проскочил — к победе, только к победе!..

Проскочил с неожиданной легкостью, вылетел на ровный глубокий плес. Вдохнул, полную грудь набрал, рассмеялся.

Она пожала плечами. Она вынула книгу из шкафа. Она спросила:

— Пиробитум?.. Что это значит? Что говорит Викентий Александрович?

— Он говорит: материал, не дошедший до нефти, — улыбнулся.

Лидия замолчала и взглянула с сочувствием. Действительно, это приговор для него. Очень интересный научный результат, но, конечно, он хоронит стремления Зырянова вместе с кембрийской нефтью.

— Я вам очень сочувствую, Василий… — Лидия запнулась, и получилось так, что она назвала его одним именем и он мгновенно проснулся.

— Спасибо, Лидия!.. Спасибо!

Она порозовела.

— Вы потратили два года. Но все-таки не вовсе напрасно, — сказала она ласково.

— Совсем не напрасно. И еще три потрачу, если понадобится.

— На что вы потратите? Я не поняла.

— На кембрий, — сказал он внезапно злым, низким голосом, почти рычанием.

— Но если в кембрийский период не образовалась нефть — а теперь вы это знаете, вы сами установили неопровержимо этот факт…

— Еще не факт.

— Химический анализ — не факт?.. Когда вы пришли к этому открытию?

— Сию минуту. Анализ относится к тому пласту, из которого взят образец. В других пластах процесс мог идти по-другому и мог дойти до нефти.

— Это невероятное упрямство! И если бы я не боялась обидеть вас, я бы еще сказала, что это от недостатка знаний…

— О кембрии я знаю все, что до сих пор стало известно, — кротко сказал он.

— Вы даже не знаете, что такое пиробитум. Вам пришлось верить на слово Викентию Александровичу. Вы не можете разобраться сами в анализе. И вы воображаете, что вам известно все о кембрии!

— Я знаю химию как геолог. Я не могу знать химию как химик.

— Вот видите! Значит, вы не можете самостоятельно разобраться во всей проблеме! Какая же это самостоятельность, если вы принуждены в решающем анализе верить тому, что вам говорят другие, — верить, а не знать!

— Не тому, что говорят, а тому, что показывают.

— Нет! — вскричала она. — Анализ не показал вам ничего, кроме определенной смеси углеводородов. А пиробитумом назвал эту смесь Викентий Александрович. Это его мнение по данному образцу о процессе образования нефти, то есть о самом спорном вопросе… И как раз этот вопрос имеет первейшее значение для проблемы кембрийской нефти. Оказывается, вы не только по химии, но и по теории нефтеобразования тоже слабы и поэтому верите чужому м н е н и ю об анализе!.. А вы помните мнение Ленина по этому вопросу?