— Значит, ты предлагаешь лицемерить?.. Но ведь мы унижаем себя, принимая помощь от людей неравных… от преступников… А они становятся нашими товарищами. Сперва принять товарищескую помощь, потом предать суду — это же предательство! Рассчитанное, заранее обдуманное предательство! Уж лучше я откровенно заставлю их работать на меня… на себя самих… И кроме того, я уверена, что Савва не поджигал!

— А ты не можешь ошибиться?

— А ты не можешь ошибиться в структуре Повешенного Зайца? Когда ты уверен — это достаточное основание для бурения на кембрийскую нефть, которая не найдена нигде в мире!.. Когда Алексей Никифорович уверен в сохатом — это для вас основание просидеть ночь на болоте. И меня заставить, — добавила она, подумав. — Жене я вверяю жизнь, потому что, видите ли, он желает всей душой прийти туда, где никогда не был, так же, как я!.. Так вот, я желаю всей душой невиновности Саввы, — заключила она непреклонно.

— Позвольте! Это же разные вещи.

— Да?.. Разные вещи — когда желаете вы с Женей и Петровым или когда я желаю?.. Но я докажу, что умею желать не менее сильно, чем вы все!

Василий молчал. Она сказала:

— Это даже неэтично, чтобы убийца и его жертва трудились в одной упряжке.

— Это очень этично, Лидия Максимовна: оба вместе пусть трудятся для отечества социализма и науки.

Она решительно пошла к лодкам.

— Прекрасно, Василий Игнатьевич! Но ведь это — вне наших личных и частных отношений с убийцей и его жертвой.

Ваня и Петя-повар были там. Петя-коновод пас лошадей и оленей в лесу.

Василий объявил, что отсюда они пойдут вьюком на Буотому, Алдан и до Невера, к железной дороге, трактом по заболоченной тайге. Тракт назывался «автозимник». Это слово означало, что зимой по замерзшим болотам здесь могут проходить автомобили.

Но летом пешие и конные предпочитали обходить и объезжать болота. Автомобили летом не ходили в Якутию.

Петя-коновод вышел из тайги со своим табуном на берег.

— Что скоро напас? — закричал на него Савва.

— Кормить нечем, — сказал Алексей Никифорович, — мох сгорел. Как пойдем с некормлеными лошадьми?

— На водоразделе непременно мокро, — сказал Василий. — Пятьдесят километров до Буотомы. В крайнем случае мы их пройдем за два дня.

Старик покачал головой:

— Может быть, пять дней, может быть, больше будем идти. Лошади пропадут в один день под нашим вьюком, если не кормить. Придется камни оставить.

— Что ты, Алексей Никифорович! Я душу оставлю раньше.

Алексей Никифорович кивнул, соглашаясь и с этим.

— Женя, — сказала Лидия, — объясни мне: эта дорога на Буотому будет хуже эргежейской и полнинской?

— Хуже.

— Но ведь и до сих пор мы могли десять раз погибнуть.

Женя вопросительно обратился к отцу по-эвенкийски и, получив ответ, сказал:

— На этой дороге мы ни одного разу не можем спастись.

— Это преувеличение, как полагается, раз в десять, — сказал Василий. — Дорога опасная, но я верю Петрову. Если он поведет, мы все равно дойдем. Алексей Никифорович, ты поведешь?

— Ладно, — сказал старик.

— Я считаю, что каждый, кто с нами пойдет по этой дороге, должен знать, на что он решается. Он рискует жизнью, — сказала Лидия. — Мальчики это знают?

Женя сказал мальчикам несколько слов. Петя-повар кивнул. Петя-коновод смотрел на Петю-повара и тоже кивнул.

— Ваня, вы понимаете, о чем мы говорим? Вы не пойдете с нами?

— Пойду, — сказал Ваня.

— Сколько вам лет, Ваня?

— Не знаю.

— Восемнадцать, — сказал Женя.

— Вам ведь не хочется умереть. Зачем вам идти с нами?

Ваня взглянул на Лидию и рассмеялся.

— Он смеется надо мной! — воскликнула Лидия.

— Лидия Максимовна! — восторженно закричал Женя. — Ваня смеется первый раз в жизни!

Ваня сказал несколько слов по-якутски, и все эвенки засмеялись.

— Он никогда не видел, как люди идут за смертью. Ему смешно видеть. Но вы разве идете за смертью? — перевел Женя.

— Конечно, нет.

— За что вы ему обещаете смерть, если он пойдет с вами? Разве он заслужит смерть?

Лидия покраснела.

— Я вовсе не обещаю смерть! Но мы с Василием Игнатьевичем обязаны поскорее отвезти в Москву наши камни. А Ване зачем рисковать? Он даже не служит в экспедиции.

— Он не может оставить меня в опасности, — сказал Женя с гордостью. — Потом он пойдет со мной за Сеней.

— Ах, вот как! А ты, Женя, вовсе не должен идти с нами. Ты вообще договаривался до Алексеевки.

— Я иду с отцом, — сказал Женя. — Потом идем за Сеней в Русское жило, Ваня со мной.

— Да ну? — насмешливо сказал Савва. — А Сеня ваш — русский жилец?