Высокая лиственница наклонилась с левого берега во время половодья и легла поперек реки горизонтально на высоте десяти метров. Уже ствол ее замывало дымом, а ветви свисали над проходившими лодками.

— Петров, причаль! Василигнатич, причаль!..

Савва кричал и указывал на корни лиственницы. На корнях лежала голова. Василий погнал лодку к берегу. Лидия смотрела, приоткрыв рот. Дым мешал разглядеть лицо, но вот оно открылось на мгновение — закопченное лицо под старинным колпаком, иконописно окруженное каштановой бородой, прибредившееся на Эргежее.

— Бандит! Поджигатель! — выкрикнул Савватей.

Дрожа, она взглянула на широкоскулого, похудевшего, с такой же бородой богатыря в лодке и увидела в голубых глазах Саввы убийство.

Стон обессилил могучий выкрик Саввы, и дым поглотил голову на обрыве. Но, конечно, человек тот на обрыве слышал. Если он живой.

— Он, может быть, без памяти, — сказал Лидия, дрожа от волнения.

— Он слышал! Он смотрел! — закричал Женя.

Дым опустился еще ниже, до половины высоты обрыва. Лиственница вся исчезла вверху. Лодки пристали к берегу.

— Необходимо снять, — сказал Василий и выскочил на берег.

— Василигнатич, как вы туда заберетесь? — сказал Савва. — Скоро дым сойдет до воды.

— Это ужасно! Неужели мы должны покинуть живого человека в огне?.. — воскликнула Лидия.

Лицо Саввы заблестело, облитое потом дикого торжества.

— Нехорошо получается. Тем более, я его где-то видел, — сказал Василий.

Но Женя лез уже на обрыв — и тут же спустился.

— Никого нет!

Лодки оттолкнулись от берега и обогнули мысок.

— Вот он! — закричал Савва в исступлении.

Это был живой паренек, малорослый, коренастый якут. Он стоял у воды, отбросил мховую шапку с головы и мховую бороду. Женя заорал и погнал свою лодку к берегу. Василий сделал то же.

Паренек лет восемнадцати молча протянул руку Василию. Он бегло оглядел людей в лодках и уставился на Савву.

— Лидия Максимовна! — воскликнул Женя. — Ведь это наш Ваня!

Савва достал ружье Жени и навел на Ваню.

— А ну-ка, Женя, посторонись. Ваня ваш — не ваш, а ты свой, а на дороге не стой.

Женя услышал щелкнувший затвор берданы и не стал оборачиваться на слова Савватея. Он повалил Ваню и упал на него, потому что Ваня доверил свою жизнь друзьям.

Он услышал выстрел, и, не чувствуя удара и боли, стремглав повернулся, потому что теперь опять нельзя было терять ни мгновения.

Но уже все было сделано без него и бердана валялась в лодке. Савватей тоже валялся в лодке. Отец вынимал гильзу из ружья, и Женя не сомневался, что отец все сделал правильно, как всегда, то есть ровно настолько, насколько необходимо было, не больше.

Женя спокойно направился к лодке — поднять Савватея и прибрать бердану, ибо и то и другое должно было, несомненно, остаться в исправности.

Контуженный легко Савва, очевидно, считал себя жестоко обиженным и дулся на Женю, покуда Женя заботливо устраивал его на мху в лодке. Бердана получила от пули Алексея Никифоровича небольшую вмятину на оковке. Трудно было избежать этого, и не следовало обращать это в упрек отцу.

Дым спустился до трех метров над уровнем реки. Конюхи увели лошадей и оленей вперед. Пора было и людям уйти с непроветриваемого участка.

Женя переменился лодкой с отцом и повел третью лодку. Там они с Ваней быстро выясняли взаимные дела. Но Савва не сводил глаз с Вани, а отец Жени зорко наблюдал за поведением Савватея.

Василию не до них было теперь. Перспектива реки превратилась в узкую щелочку между водой и дымом, и щель была извилистая. Только под самым носом у лодки можно было рассмотреть фарватер.

Дым опустился еще на метр. Перекаты вскипали перед лодкой внезапно, когда уже поздно было лавировать, и спасение каждый раз казалось Лидии удачей или случайностью.

На реке впереди послышался кашель. Лошади и олени появились перед лодками так же внезапно, как буруны. Они брели в реке, опустив морды к воде. Всадники лежали на спинах лошадей и кашляли. Двенадцатилетний Петя-коновод нехотя соскользнул, цепляясь за хомут, и погрузился в воду. Петров закричал второму Петру.

Петя-повар спрыгнул и выловил приятеля-тезку. Холодное купанье привело мальчика в чувство, но ему было явно дурно, и он болтал головой. Петя-повар смеялся.

Василий велел Пете-повару вывести лошадей на галечную отмель и положить Петю-коновода у самой воды.