Роман ощутил вдруг прилив – нет, не жалости – а самого горячего сочувствия. Настоящего со-чувствия. И Бергер сразу перестал быть чужим. Все его душевные движения неожиданно стали доступны Роману. Он даже дыхание затаил, боясь спугнуть нарождающееся …доверие?

Как так получилось? Но сомнений быть не могло: он мог просматривать Бергера, проникать в его сознание, читать его мысли и чувства. Понял ли это сам Бергер? Похоже, да. Вон как внимательно смотрит опухшими от слёз глазами. Такой несчастный. Сам себе не верит.

– У меня глаза слипаются, – говорит он устало. Ну, конечно – у него нет сил, сейчас с этим разбираться. Может, в этом всё дело: Бергер ослаблен и только благодаря этому Роман получил доступ к его сознанию?

– Хочешь, я лягу в твоей комнате? – сочувственно спрашивает Роман.

– Нет, – мотает головой Кирилл. – Это будет …странно.

– Меня это как-то мало волнует, – откровенно признаётся Роман.

– Всё равно – нет, – решительно отказывается Бергер. – Я возьму этот плед? А то моё одеяло…

– Конечно, о чём речь! Да и одеяло я тебе сейчас другое принесу.

– Не надо. Я вырублюсь прямо тут, если немедленно не окажусь в постели.

Роман помогает ему подняться, несёт за ним плед. Кирилл, и правда, движется как лунатик. Оказавшись в кровати, он немедленно закрывает глаза и сквозь сон бормочет:

– Открой, пожалуйста, шторы. А то – темно…

Роман укрывает Бергера пледом, отдёргивает гардины и стоит в нерешительности: может, надо всё же остаться?

– Иди, – еле слышно лопочет Кирилл.

Романа вдруг осеняет:

– Ты же можешь меня позвать, если что! Пообещай, что позовёшь, – требует он.

Кирилл кивает:

– Ладно. Только… слишком рано меня не буди… – и засыпает.

Роман уходит к себе и размышляет: почему он проснулся? Бергер его не звал – это точно. Значит, он уже тогда мог чувствовать, что происходит с Кириллом и потеря энергии тут ни при чём…

Ну почему вечно не у кого совета спросить?!!

Роман даже не заснул – не было никакого момента перехода в иное состояние сознания – просто с досадой махнул рукой и пошёл вдоль берега уже знакомой реки.

Вскоре до него донеслось блеяние овец, весёлые голоса пастухов, смех и плеск воды. Барашки, тесня друг друга, живой лавиной устремились к источнику влаги.

– Шалом! – Приветственные объятия со всех сторон, одобрительные возгласы и ободряющие похлопывания. – Ты дошёл до реки! – Живой интерес, легкое вежливое удивление на лицах, недоверчивое цоканье языком.

– Я настолько безнадёжен, что это вызывает удивление? – обречённо спрашивает Роман, украдкой озираясь по сторонам в поисках величественной фигуры в белом. Но старец уже стоит рядом.

– Шалом алейха, – приветливо кивает он. – Ты звал меня?

– В общем, да… – теряется Роман.

– Хочешь поговорить о Ключе?

– Да! – горячо соглашается Роман. – Раньше я не мог проникнуть за его ментальную защиту, а теперь я ощущаю все его мысли и чувства как свои собственные! – торопливо выпаливает он.

– Что же в этом удивительного? – ласково усмехается старец. – Он сам тебе позволил. Привёл сюда и дал возможность погрузиться в эту воду.

– Погрузиться в воду… – бормочет Роман, задумчиво глядя на реку, к которой его теперь тянет, как магнитом.

– Можно сказать, что это его послание тебе, образ его Любви. Ты – вода, которая кипит. Её нельзя пить, ею нельзя умыться – только обжечься. А эта вода – живая. Она очищает, утоляет жажду, приносит удовольствие, в конце концов.

– Насчёт кипятка – это метафора – я понял, – по губам Романа змеится ядовитая улыбка.

– Это – метафора, да, – смеётся старец. – А это, – он указывает в сторону реки, – соответствие…

Они оба смеются – легко и радостно. Роман чувствует, как раздражение отпускает его – даже дышать становится легче. Они садятся под деревом – кажется, даже под тем же самым, которое днём выбрал Бергер – и долго молчат, наблюдая скольжение белых облаков в синем небе и их подёрнутое рябью отражение – в прозрачной воде.

– Как ты думаешь, откуда берутся мысли? – неторопливо поглаживая бороду, начинает старец.

– Я бы сказал – изнутри, если бы сам точно не видел, как они вторгаются в ментальное поле человека извне.

– Хорошо, – одобрительно кивает старец. – А ты замечал, что они отличаются друг от друга?

– В смысле – есть «плохие», а есть «хорошие»? – ухмыляется Роман.

– Ты не согласен? – с утрированным удивлением глядит на него старик.

Роман вздыхает с тоской.

– Ну, согласитесь, что это по-детски как-то. В действительности всё гораздо сложнее…