– В действительности всё гораздо проще, – настаивает старец. – Источника всего два. Ты принимаешь то, что исходит из одного и отбрасываешь то, что приходит из другого.

– Вы про первую ступень… – с досадой роняет Роман.

– Про неё. Ты должен принять решение. И следовать ему. Не будет усилий с твоей стороны – не будет результата.

– Да понял я, понял… – Роман поднимается и идёт к реке, на ходу сбрасывая одежду. Набрав в лёгкие побольше воздуха, он с головой погружается в прохладную ласковую воду. Он ныряет и резвится как рыба, потом ложится на спину и медленно дрейфует, позволяя течению нести себя в неизвестном направлении.

Уже никого нет на берегу, а Роман всё плещется в реке, как ребёнок. Разглядывает камушки на дне, приманивает маленьких серебристых рыбок, зарывается пальцами в золотистый песок. Совершенно неведомые прежде чувства теснятся в груди. Их так много и они такие яркие, что, кажется, сердце сейчас разорвётся от безумного восторга, от превосходящей всякую меру Любви ко всему сущему и от полноты бытия.

Вода поглощает Романа со всеми его тревогами и страхами. Она заполняет его чистым беспримесным счастьем, дарит ощущение ни чем ни сравнимой чистоты помыслов, кристальной ясности сознания и безмятежности духа. И всего этого много – слишком много, чтобы можно было здраво рассуждать о происходящем или попытаться остановиться.

В конце концов, у Романа не остаётся сил удерживать эту реальность во всех подробностях. Он чувствует, что засыпает, но это не волнует его и он погружается в сон с улыбкой, зная точно, что вернётся сюда не раз, чтобы задать свои вопросы и получить ответы – без слов – а, значит, наиболее полные, исчерпывающие и всеобъемлющие. Ответы, которые можно бесконечно анализировать, разбирать на составные части, любоваться нюансами и общим сочетанием парадоксальных смыслов. Ответы, которые можно просто вдыхать, впитывать, не пытаясь вникнуть в частности или понять, как они устроены. Потому что есть Источник, который щедро одаривает жаждущий дух знанием настолько полным и глубоким, насколько ты можешь вместить. И потому что есть Бергер, которого язык уже не поворачивается назвать равнодушным безликим словом «Ключ».

====== Глава 64. Катарсис ======

Проснулся Роман на рассвете. Ночью прошёл дождь, и теперь было свежо и тихо. Сонные капли изредка срывались с ветвей и звонко плюхались на мокрую траву, над которой невесомой периной парил туман. Смотреть на это великолепие из окна было недостаточно. Наспех одевшись, Роман спустился в сад и долго наслаждался безмолвием и интимностью словно для него одного замерших в тумане живых картин.

В душе его и в мыслях царила сейчас удивительная тишина, словно перекрыли бушевавший доселе кран с кипятком, который бурлил и обжигал всё внутри, или выключили, наконец, постоянно орущий радиоприёмник. Роман открыл для себя, что можно любоваться самыми обыденными вещами – вроде золотистых древесных волокон в толще влажных ступенек крыльца, а уж природа оказалась и вовсе неиссякаемым источником восторга. Никогда ещё так долго не добирался он до своей любимой скамейки под липами. Красота мира словно засасывала его, он замирал на каждом шагу и смотрел, смотрел, как загипнотизированный…

А затем вдруг брызнуло солнце. Это было такое дивное зрелище: бриллиантовая игра света в миллионах капель и вспыхнувший золотом и радужными пятнами туман, что Роман просто задохнулся от восторга. Он понял, что по лицу его текут слёзы, только когда внезапно оказавшийся рядом Радзинский бережно вытер своим платком его мокрые щёки.

– Ай да Шойфет! Ай да молодец! – улыбаясь, негромко пробасил он и принялся аккуратно собирать в огромном количестве прилипшие к одежде Романа разноцветные нитки. Он тщательно расправлял их и складывал вместе, зажимая до поры до времени в кулаке. – Подержи, – скомандовал он, когда все до единого волоконца были сняты с романова облачения. Нити оказались горячими – не обжигающими, просто горячими – и живыми: они пульсировали у него в руке, и от их биения покалывало током пальцы.

Дед начал сосредоточенно сплетать широкую узорчатую ленту. Работал он в этот раз неторопливо и Роман успел разглядеть, как из кончиков пальцев Радзинского вытекают радужные нити и свиваются вместе с романовыми в замысловатый орнамент. Лента в этот раз вышла очень длинной и достаточно широкой. Дед довольно хмыкнул и повязал её Роману на талии как пояс.

– Владей, – усмехаясь, сказал он.

– Катарсис? – радостно ухмыльнулся в ответ Роман.

– Соображаешь, Шойфет, – одобрительно хохотнул Радзинский и протянул Роману платок.

– Я скоро буду как Бергер… – Роман промокнул всё ещё мокрые глаза и высморкался.

– И что тебя смущает?

– Буду восторженно ахать при виде птичек и цветочков. Рыдать по любому поводу. Кошмар…

– Чувства – это не слабость, – наставительно сказал Радзинский. – Хотя подлинная эмоция вообще только одна – Любовь. Остальные эмоциональные вибрации только терзают человека как крысы, растаскивая его энергию. Настоящий мужчина – больше, чем мужчина. И настоящая женщина – больше, чем женщина. Чтобы стать ЧЕЛОВЕКОМ, необходимо соединить в себе мужские и женские качества в нужной пропорции. Нет ничего зазорного для мужчины в том, чтобы восхищаться или плакать. Так же как ум и решительность не портят женщину. Мужчина – это знание и мудрость. Женщина – любовь и стремление. Мужчина, в котором нет любви – просто примитивный самец, а женщина, которая не ищет мудрости – пустая кукла. А смысл существования человека любого пола – один – развитие. Постоянное возрастание духа. Расширение сознания. Интеграция всех планов бытия. Смысл жизни – один. Пути могут быть разные: у мужчин и у женщин. Но в любом случае, они не могут обойтись друг без друга.

– «Вайивра Элохим эт-хаадам… бара ото захар ункева бара отам» (1) – задумчиво процитировал Роман.

1 «И сотворил Бог человека… сотворил ЕГО, мужчину и женщину сотворил ИХ» – (древнеевр.). Быт. 1, 27.

– Точно, Ромашка, – одобрительно кивнул Радзинский. – Цельное существо – только Человек. Порознь – каждый представляет свой пол – половину целого. Если не станет чем-то большим.

–Шефа удар бы хватил, – пробормотал Роман, со счастливым вздохом обхватывая деда руками. – Если бы он увидел, как я сопли тут распускаю…