Мы скрепили наш договор кровью. Отныне я обязан был служить ему до тех пор, пока не выполню все условия нашего контракта.

Ты, наверное, уже заметил, сколько нестыковок и оборванных концов было в рассказе моего Патрона? А вот я тогда не замечал ничего. Даже того, что стал практически рабом.

Хотя, надо сказать, наставник ни разу не дал мне повода пожалеть о моём опрометчивом поступке. Он был необыкновенно щедр: я чувствовал себя избалованным наследником престола – все мои капризы беспрекословно исполнялись, а любопытство немедленно удовлетворялось. Наши ночные путешествия продолжились, а практические занятия стали более интенсивными. Повелитель не уставал повторять, что мне потребуется всё моё искусство, чтобы найти и заполучить проводник. Но он настаивал, чтобы внешне моя жизнь оставалась неизменной…

Роман увидел в этот момент высокомерного замкнутого подростка – высокого и статного, с необыкновенно царственной осанкой, который выходит из-за кулис, с невероятным достоинством садится за рояль и начинает играть что-то изысканно-сложное. Пальцы виртуозно порхают по клавиатуре, глянцевые блики подрагивают на текучих шелковистых чёрных волосах в такт его движениям. В зале все замерли – не слышно ни вздоха. Роман отчётливо ощутил, что будущий господин адвокат вкладывает в своё исполнение магию. Он не играет – он колдует, и это производит неизгладимое впечатление на окружающих.

Роману стало до смерти любопытно: каким ветром талантливого юношу мимо консерватории занесло в авиационный институт? Однако прямо спросить шефа об этом он не мог, поэтому небрежно поинтересовался:

– В МАИ Вам патрон велел поступать? Чтобы оказаться поближе к моему отцу?

Руднев замолк, задумчиво вертя в пальцах одно из своих колец.

– Я поступал …в другой ВУЗ – так хотела моя мать. Весьма успешно, надо сказать, прошёл конкурс… Но параллельно – сам не знаю зачем – я отнёс документы в МАИ и к собственному изумлению без труда сдал там вступительные экзамены. И тут я понял, что это мой шанс изменить свою судьбу. Освободиться от того, что мне навязывали с детства. Мой патрон одобрил этот шаг. Теперь я думаю, что он сам и вложил в мою пустую голову эту неординарную мысль. Ты, конечно же, понимаешь, с какой целью.

– Почему он прямо не указал Вам на моего отца?

– О! Мы подходим к самому интересному! – горько усмехнулся Руднев. – Он бросил меня. Просто исчез. И появился снова только в тот самый момент, когда я встретил тебя. Я глазам своим не поверил – двадцать лет прошло… Он стоял за твоей спиной и смотрел на меня так пристально... Но почему-то ничего не говорил. Как будто это не он был, а его тень. А потом он положил руку тебе на плечо… Ты ничего не почувствовал?

Роман сдвинул брови, честно пытаясь вспомнить, и отрицательно покачал головой:

– Н-нет. Я был слишком занят тем, что пытался выдворить Вас за пределы своего сознания.

– Ну да, – усмехнулся Руднев. – Это было забавно… Так вот. Поскольку он ничего не сказал, я решил, что он указывает мне на тебя, как на потенциальную жертву, которую я должен приручить, чтобы он потом смог использовать тебя – для активизации проводника. Ведь его-то я рассчитывал встретить в образе уже зрелого человека, а никак не подростка. Я всю ночь потом ждал – он не появился. Ну, не суть… Заманить тебя оказалось легче лёгкого – тебя тянуло на всё тёмное и запретное, как магнитом. Ты просто пьянел от запаха магии. Я сделал тебе на всякий случай привязку – каюсь. И всё, вроде, шло, как надо, но была какая-то неправильность в тебе, что-то, что меня настораживало… Потом я узнал про Радзинского. Всё запуталось совершенно. Я начал понимать, что ты интересуешь моего патрона совсем не в качестве жертвы. Патрон, кстати, наконец-то явился и велел мне любым способом заставить тебя активизировать проводник, заинтересовать тебя этим предметом, и у меня впервые появилось нехорошее чувство, что разменной монетой могу стать я сам…

Потом на горизонте появился твой голубоглазый приятель, который уже идеально подходил на роль жертвенного агнца, и всё, вроде, стало ясно, кроме одного – зачем ему ты? А потом, в один прекрасный день, патрон велел мне пустить тебя в расход – надоело, видно, ему с тобой возиться. И он «подарил» мне тебя. Сказал, что я могу использовать тебя в качестве платы за билет в страну бессмертия…

Руднев как-то загрустил, вспоминая о своих досадных промахах. Взгляд его стал таким беззащитным, отрешённым, длинные тонкие пальцы неуверенно и нервно перебирали перстни и кольца, то снимая, то надевая их вновь. И Роман совершенно отчётливо вдруг увидел, что перед ним сидит не блестящий, успешный, уверенный в себе господин адвокат, а несчастный, измученный нечеловеческим давлением на психику мальчик, который, собственно, никуда и не делся, просто спрятался от чужих глаз за солидной оболочкой.

– Так это Патрон велел Вам послать меня тогда за диском? – мягко спросил Роман, борясь со жгучим желанием обнять, приласкать и утешить Руднева. Ясно было, что босс не оценит его порыва. Но этот жест – привлечь к себе и обернуть плащом – почему-то упорно казался привычным. Как будто Роману уже много раз приходилось делать это именно для своего шефа.

– Патрон, – отрывисто бросил Руднев, стряхивая с себя неуместную задумчивость. – Твоя одержимость этой вещью как-то входила в его планы. Ты, конечно, легко попался на крючок…

– И Вы никогда не спрашивали его обо мне?

– Я привык подчиняться ему без лишних рассуждений, – пожал плечами босс. – Он знал, что делает, я – нет.

– А когда Вы поняли, что я – это и есть он? – небрежно поинтересовался Роман. И глянул на шефа искоса, чтобы заметить его реакцию на свои слова.

– Ты – это не он, – недобро усмехнулся Руднев. Но сердце его забилось быстрее – Роман слышал его тревожный пульс на расстоянии.

– Вы… ошибаетесь, – усмехнулся Роман и, избегая настороженного взгляда шефа, поспешно сменил тему. – Я правильно понял, что у Вас ко мне масса претензий?