Роман ухмыльнулся и достал из ящика диск. Дёрнув плечом, он, практически не дыша, положил проводник в центр нарисованной на столе фигуры. В мутном свете тусклой лампочки его лицо казалось нарисованным художником-импрессионистом: всё из резких, ломаных теней и тёплых, персикового цвета пятен – отсвет абажура. Скудость освещения сглаживала остроту его гордого профиля, но сильнее подчёркивала завораживающую глубину его чёрных глаз. Резким движением полоснув по ладони кинжалом, Роман уже привычным жестом провёл рукой по поверхности диска, оставляя на нём кровавый след. Проводник ожил и заиграл зловещим багровым светом.

– Не боишься? – вдруг дрогнул Андрей Константинович.

– Глупости. Смерти нет, Руднев. Но если что – прости. – Он поманил босса к себе. – Когда дам знак – капнешь своей крови на диск, – хрипло сказал он. – Всё понял? Тогда – поехали…

То, что Роман ждать его не стал, Бергер понял ещё в машине. И то, что сделал этот самоуверенный чернокнижник всё не так, тоже понял – сразу. Потому что внутри стало как-то пусто и холодно, и он перестал слышать своего безрассудного друга. Но едва он начал соскальзывать вслед за ним в плотную душную черноту, Николай Николаевич больно сжал его руку и, яростно сверкая своими стальными глазами, приказал зафиксировать внимание на поверхностных ощущениях тела. Перебирая деревянные бусины чёток, которые учитель вложил в его руку, Кирилл сосредоточенно изучал пальцами шероховатость тёплого живого материала, из которого они были выточены, нащупывал микроскопические трещинки на их гладких, отполированных многочисленными прикосновениями боках, ощущал холод металлических петелек, соединяющих их между собой.

Повторяя слова молитвы, он чувствовал, как тьма постепенно отступает, как сердце заполняется спокойной радостью и теплом, как вместе с размеренной пульсацией простых, но бесконечно великих слов всё его существо затапливает свет. Ещё одна яркая вспышка, и Кирилл увидел себя на берегу реки, маслянисто поблёскивающей в жарких полуденных лучах солнца.

Света было так много, что даже деревья практически не отбрасывали тени. Крепко сжав в руке миниатюрный крестик на чётках, Кирилл на мгновенье увидел то, о чём он никому не собирался когда-либо рассказывать впоследствии – светлый Лик, беспредельно мудрый, скорбный взгляд. Можно было смотреть в эти глаза бесконечно и одним только смотрением насытить свою душу невыразимым в своей грандиозности знанием. Но тут внимание его отвлёк резкий всплеск воды. Неловко спотыкаясь о камни, Кирилл спустился к реке и тут же – как был в ботинках и в одежде – кинулся в воду. Ему пришлось зайти туда почти по пояс. Подтаскивая к берегу безвольно обмякшее в его руках тело Романа, он старался не глядеть на его обожжённое лицо и почерневшие руки. Выбившись из сил, он бухнулся перед другом на колени прямо на мелководье и положил руку с чётками ему на грудь. В другой руке у него блеснул золотистый флакон. Отвинтив крышечку, Кирилл перевернул пузырёк над головой Романа, и сладко пахнущее карамелью масло полилось на искажённое болью лицо.

Кирилл молился почти неслышно, закрыв глаза и невесомо касаясь пальцами романова лба. Наконец, случилось то, чего он ждал: нежный, нездешний свет пролился с небес и окружил тело Романа ослепительно белым коконом. Целую вечность спустя, Роман приоткрыл глаза и вдруг резко закашлялся, выплёвывая воду. Кирилл помог ему сесть и, затаив дыхание, наблюдал, как тот оживает.

Отдышавшись, Роман, низко опустил голову, посидел ещё немного и вдруг снова плашмя упал на спину.

– Ром, давай выйдем на берег, – забеспокоился Кирилл, потянув его за рукав.

Роман, не моргая, глядел в высокое голубое небо. Его волосы колыхались в прозрачной воде нереально легко и плавно.

– Нет, – он медленно помотал головой. – Я здесь хочу. – И вдруг зажмурился и с силой прикусил нижнюю губу. Из-под плотно сомкнутых ресниц покатились слёзы, по вискам сбегая в речную воду. Кирилл порывисто обнял друга, прижав его, куда пришлось – куда-то к своему животу – и плотно стиснул зубы.

– Чудовище безголовое, – процедил он, в сердцах вцепляясь ему в волосы, и даже слегка дёрнул их с досадой. – Попробуй теперь хоть полслова пикнуть в своё оправдание – я тебя тут же в этой самой реке утоплю! И чтоб слушался меня! Ясно?

Роман едва заметно покивал головой:

– Прости, – выдохнул он в его мокрую рубашку. – Прости, Кира, лапочка, я дурак…

====== Глава 82. Попросить ======

– Чего ты ремонт здесь не сделаешь? – Ливанов подёргал оконную раму, проверяя, насколько прочно она держится, и отряхнул руки. – Крепкий дом… Он лет сто ещё простоит – смотри, какие брёвна! Хочешь, я тебе помогу?

Панарин весело оскалился и опустил голову, чтобы скрыть улыбку. Он подпирал плечом стену, по привычке спрятав руки в карманы куртки, и насмешливо поглядывал на энергичные действия карабасова питомца.

Ливанов тряхнул кудрями, прошёлся по комнате ещё разок, оставляя на без того затоптанном полу следы своих щёгольских ботинок, и остановился напротив доктора.

– Так что, Евгений? Сделаем твоей жене подарок? – Лукавый ливановский взгляд скользнул по женечкиной фигуре вроде бы мягко, но Панарину показалось – будто скальпелем сделали аккуратный надрез. Он даже отчётливо ощутил прикосновение холодного металла к коже.

От необходимости объясняться с Ливановым по поводу своей безалаберности и бесхозяйственности Женечку избавило появление Радзинского.

– Ну что, Панарин, – Викентий Сигизмундович мгновенно сгрёб доктора своей мощной рукой и, слегка потряхивая, заглянул ему в лицо. – Бить тебя будем?

– Бейте… – Женечка равнодушно пожал плечами, насколько это позволяли ему тесные объятия Радзинского.

– Ох, и упрямый же ты! – восхитился тот и поцеловал его каштановые кудри. – И ведь всё делал правильно! А под конец напортачил… Что случилось-то?

– Присматривали бы как следует, за Вашим безумным мальчиком, и всё было бы нормально, – холодно обронил в ответ Панарин.