Шрифт:
В тот роковой момент, когда в заброшенной панаринской избушке Роман предложил подойти поближе, Андрей Константинович уже чувствовал, как проводник его затягивает: голова кружится, перед глазами всё расплывается, а в ушах стоит непрекращающийся гул. Но безголовый мальчишка ничего не замечал. Велел отдать проводнику своей крови – вот ведь идиот! Ясно было с самого начала, что он не сможет изменить направление. Просто потому, что у него не было собственной связи с «верхними» мирами. Такая связь была у Бергера. Только он и мог бы вытащить их обоих туда. Но у Ромочки было своё представление о механизме превращения горького в сладкое. Он, похоже, рассчитывал на знание об устройстве диска, которое позволяло ему думать, что он справится безо всякого Бергера. А ведь этот кретин даже не понял, что его ненаглядный ангелоподобный приятель – тоже проводник. Даже когда Бергер чётко сказал, что «не нужны тебе эти железки: ни одна, ни вторая»…
Когда рядом с Романом выросла внушительная фигура в чёрном плаще, Андрей Константинович почувствовал почти что облегчение. Патрон протянул ему холодную, но такую родную руку, и господин адвокат с радостью за неё ухватился. Ему показалось, что Наставник глядит на него с гораздо большей теплотой, чем абсолютно нечеловеческие, полные ледяного мрака глаза его юного компаньона.
Дальше всё произошло очень быстро. Господин в чёрном что-то сказал Роману, и лицо подростка вдруг исказилось от ярости. Он схватил кинжал и воткнул фантому в грудь. Прямо туда, где должно быть сердце. Почертив в воздухе острием кинжала замысловатую фигуру, о которой господин адвокат понял только то, что она направлена вниз, Роман коснулся лезвием центра диска и превратившийся в сгусток тёмной пульсирующей энергии знакомый образ завертелся в чёрном вихре и впитался в проводник, как пролитые чернила в губку.
Андрей Константинович к тому моменту практически ничего уже не соображал, с трудом удерживая осознание на границе реальности. Вместе с роковой фигурой в чёрном растаял некий скрепляющий его личность стержень. Он отчётливо ощутил внутри себя пустоту и удивительное молчание. Как глупо за секунду до смерти осознать, что всю жизнь за голос своего рассудка принимал чужие команды. Нечто подобное ему уже доводилось чувствовать, когда он очнулся в больнице, ещё не до конца понимая, что все его связи с помощниками разорваны Бергером.
«Очень логично», – подумалось Рудневу. – «Я жил, чтобы выполнить свою задачу. Сейчас моя миссия будет завершена, и жизнь тоже – закончится». Уже совсем не понимая, что делает, он шагнул к Роману, взял его за руку и отдался на волю той силы, которая потянула его вниз.
Последнее, что он запомнил – это гневный огонь в глазах своего Повелителя – Руднев отчётливо ощущал теперь в Романе знакомую энергетику Господина в чёрном. А ещё тупую боль в сердце, которое безжалостно тянули вниз, словно оно было привязано к толстому канату.
====== Глава 84. Его будут звать Руди ======
– Откуда это недоразумение? – Радзинский не поверил своим глазам, увидев на покрывале котёнка. – Ко-оль! Это ты котёнка принёс? Ты же знаешь – я не могу завести никого! Я вечно в разъездах!
– Ни сном, ни духом, Викуся! – прижимая руки к сердцу, поспешно заверил друга Николай Николаевич, с любопытством выглядывая из-за его могучей спины.
Котёнок был такой крошечный, что весь целиком помещался на огромной ладони Викентия Сигизмундовича. Судя по тому, что глаза у него были синие и ещё не приобрели свой настоящий цвет, ему было не больше месяца. Цепляясь тоненькими коготками за шерстяное покрывало и проваливаясь в ложбинки между его складками, котёнок, едва его отпустили, бойко двинулся дальше исследовать кровать Радзинского. Его коротенький пока хвостик уверенно торчал кверху, как флагшток то исчезающего, то вновь появляющегося среди бурных волн кораблика.
– Кого-то он мне напоминает… – задумчиво пробормотал Викентий Сигизмундович, провожая внимательным взглядом чёрный пушистый комочек с удивительно гладкой, лоснящейся шёрсткой. – О-о-о! – вдруг хохотнул он. – Тебя будут звать Руди!
Аверин беззвучно рассмеялся, отлавливая отважного исследователя, уже готового было сверзиться на пол.
– А, может, оставим, Вик? Смотри, какой он хорошенький… – Николай Николаевич нежно провёл рукой по крохотной спинке и почесал зверька за плюшевым ушком.
– Я знаю, Никуся, что котята, щеночки, детёныши сумчатой крысы умиляют тебя одинаково. Но я бы хотел увидеть выражение твоего лица, когда он написает тебе на постель. – Радзинский взял у Аверина котёнка и перевернул его кверху животиком. – Мальчик ты хоть или девочка? – пробормотал он, пытаясь разглядеть признаки половой принадлежности внезапно обретённого питомца. Питомец вместо ответа с энтузиазмом набросился на длинные волосы Викентия Сигизмундовича.
– Мальчик – не видишь разве? – осторожно отцепив когтистые лапки от густой шевелюры Радзинского, Николай Николаевич забрал котёнка обратно и посадил себе за пазуху. – Надо ему молочка погреть. Интересно, он сможет пить из блюдечка?
– Я догадываюсь, кто нам устроил такой сюрприз, – зловеще протянул Радзинский своим волнующим бархатным голосом.
– Думаешь, Надежда? – весело фыркнул Николай Николаевич.
– Больше некому. Павлуша бы не посмел, Панарин бы себе забрал, а наш больной просто не в состоянии осуществить подобную операцию физически.
– Ты упускаешь ещё пару вариантов: его нам подбросили соседи – раз, и он пришёл сам – два. – Аверин направился было к двери, чтобы спуститься в кухню за молоком, но вдруг прошептал. – Спит. Уже.