– Ты ничего не хочешь нам сказать? – ласково спросил его дед.

– Рад вас видеть, – немного подумав, вежливо ответил Панарин.

– А ещё? – тихо свирепел Радзинский.

– Ещё чаю могу предложить. Или предпочитаете медицинский спирт? – не слишком весело усмехнулся доктор.

Радзинский встал во весь свой громадный рост и навис над Панариным.

– Ты дурака-то не валяй, Айболит, – тихо и внушительно сказал он. – Я хочу понять, какого чёрта я должен решать твои проблемы, да ещё практически наощупь.

– Вы о Руди? – Панарин блеснул своими тёмными, как вишни, влажными глазами.

– И о нём тоже. Мальчик Рома с какого перепугу оказался среди наших клиентов?

– Понятия не имею, – помрачнел Панарин. – Я до его визита в контору ничего о нём не знал.

– Вот как? – Радзинский переглянулся с Авериным. – Садись, рассказывай, – он подтолкнул доктора к потёртому дивану и сел рядом с ним. Николай Николаевич переставил к дивану освобождённый дедом стул.

Панарин выглядел не то чтобы испуганным, но несколько зажатым: плечи опущены, руки в карманах халата. На собеседников он не смотрел – тоскливо изучал свои ботинки.

– Что вы хотите узнать? – сухо поинтересовался он.

– Всё о человеке, которого ты так трогательно называешь «Руди», и причину, по которой ты путаешься у нас под ногами, – любезно ответил Радзинский.

– С… Андреем я не общался почти десять лет, – холодно отчеканил Панарин и вызывающе посмотрел Радзинскому прямо в глаза. – Про мальчика вашего я тоже ничего не знаю, кроме того, что увидел на этой встрече – это маленький монстр, который безнадёжен настолько же, насколько ужасен.

– Красиво говоришь, – хмыкнул Радзинский, – но ты не ответил ни на один мой вопрос.

– А я и не хочу отвечать, – Панарин закинул ногу на ногу и холодно глянул на деда.

– Панарин, тебе сколько лет? – снисходительно спросил Радзинский.

– Скоро сорок будет, – учтиво ответил доктор.

– Вот. А ведёшь себя, как ребёнок. Знаешь, что я вижу? Что вы с Рудневым не просто одной верёвочкой повязаны, а прямо-таки скованы между собой кандалами железными. Ты думаешь, из дела вышел и всё – свободный человек? Я тебе сейчас сам расскажу, что ты в конторе делал. Ты и вправду давно на приятеля своего наплевал с самой высокой точки горы Эверест, и думать о нём забыл. Но – вот ведь незадача! – притянуло тебя внезапно, как в песне поётся: «через годы, через расстоянья». А знаешь, почему? Потому что хотел ты в своё время его за собой потянуть, да не вышло, а узелок белый завязался. Так что должок теперь за тобой, Панарин. Впредь будешь соображать прежде чем пожелать чего-нибудь с такой-то силой!

– Даже если так – вам что за дело? – ожесточённо бросил Панарин и глаза его заметно увлажнились.

– Женя, – вступил в разговор Аверин. – Простите, можно я буду Вас так называть? – Панарин напряжённо кивнул и он продолжил, – Женя, я вижу, что мы друг друга не понимаем. Вы ведь ни с кем контакты не поддерживаете? – Панарин с недоумением пожал плечами. – Ясно. Значит, Вы никогда и не знали про нашу скромную компанию.

– Что за компания? – сухо спросил Панарин и скользнул неприязненным взглядом по склонившейся к нему фигуре в сером костюме. Николай Николаевич заметил это и быстро отодвинулся, мысленно ругая себя за то, что самым непростительным образом нарушил чужое личное пространство.

– Вы никогда не задумывались над тем, что люди со способностями, подобными Вашим, могут принести огромную пользу остальным – тем, кто ещё не достиг Вашего уровня сознания и бытия?

– Допустим. Но я никогда не мечтал оказаться на службе у государства, – скривил губы Панарин.

– Ну, значит, мы друг друга всё-таки поймём, – улыбнулся Аверин и, поймав удивлённый взгляд доктора, вынул из кармана карамельку и «за хвостик» протянул ему. – Вы, кажется, предлагали выпить чаю? По-моему, сейчас самое время.

Панарин прищурился оценивающе, а потом решительно взял конфету.

– Прошу, – он сделал широкий приглашающий жест и проследовал в тот угол ординаторской, где на белой офисной тумбе стоял электрический чайник. – Так чем же ваша компания занимается? – грубовато спросил он, доставая из ящика разномастные кружки и упаковку чая в пакетиках.

– Мы просто стараемся держаться вместе, чтобы помогать друг другу, – пожал плечами Аверин. Он подошёл, огляделся, высматривая, куда бы сесть, и с некоторым сомнением опустился на пуфик возле журнального столика. Радзинский на этом игрушечном предмете мебели точно бы не поместился.

– Игра в бисер? – насмешливо бросил Панарин.

Радзинский захохотал, вальяжно откидываясь на спинку дивана:

– Ты бы согласился? Всю жизнь играть?

– Я – нет. Потому и спрашиваю. – Из самого нижнего ящика доктор вынул не распакованную коробку конфет и вручил её Николаю Николаевичу. – Для меня чтение Гессе было пыткой, – признался он. – В его книге не хватает четвёртого измерения. И пятого. И сто двадцать пятого. Бога не хватает. Какая-то жизнь в закрытой коробочке, которую он изображает как высшее наслаждение…