Ну, зачем, в самом деле, им ссориться? Чего делить? Если хорошенько подумать, пересечение их путей действительно было неизбежно. Даже странно, что этого не произошло раньше. Но разве это накладывает на него какие-нибудь обязательства? Всё осталось по-прежнему: и Николай Николаевич, с которым так безумно интересно и так спокойно, и уходящие в бесконечность ряды непрочитанных книг, которыми можно всё так же упиваться, забыв обо всём на свете, и ждущие открытия истины – одна светлей и грандиозней другой. Есть ли среди этого многообещающего великолепия место для Ромы Князева? Посмотрим. Скорей всего, он сам в ближайшем будущем потеряет к нему интерес. Ему не нужны ни книги, ни истины. Он, словно одурманенная сивилла, бредёт, не приходя в сознание, сам не знает куда, на какой-то жуткий пугающий зов, который притягивает его со страшной силой. Что у них общего? Парта, которую они теперь между собой делят? Пожалуй. Они, как две параллельные линии, могут всю жизнь идти рядом, никогда не пересекаясь. Если бы не Николай Николаевич, так заинтересовавший Князева, этот зазнайка никогда и не узнал бы, что учился в одном классе с тем, кто имел возможность за ним наблюдать.

Размышляя в таком ключе, Кирилл быстро пришёл в норму, и на первый этаж к кабинету биологии спустился уже прежний безмятежно смеющийся Кира Бергер, с восторгом и счастливым замиранием сердца глядящий на этот мир. А Роман, незаметно наблюдая за ним, чувствовал какую-то непонятную тоску и страх, как будто свершилось что-то неотвратимое. Будто всё прежнее внезапно стало лишь призрачным воспоминанием, до которого не дотронуться, к которому не вернуться…

====== Глава 24. Общий язык ======

– Я знаю, о чём ты хочешь поговорить, – Кирилл остановился на ступеньках школьного крыльца в распахнутой куртке, с восхищением глядя на огромные, гладкие, как зеркало, лужи, в которые бескрайнее небо пролилось яркими каплями ослепительно голубой эмали. – Пойдём ко мне? – внезапно предложил он.

– Пойдём, – устало согласился Роман, которого едва не взлетающий от непонятного счастья Бергер немного выводил из себя.

– Нет, я не настаиваю… – смеясь, прищурился Кирилл.

– Пойдём. – Роман, хмурясь, подхватил его под локоть и заставил спуститься вниз.

Всю дорогу до дома Бергер разве что только не пел. Он с упоением вдыхал весенний воздух, читал стихи и беспрерывно восторгался природой. Роман тихо дивился про себя, но вежливо молчал.

– Рома? Приятно видеть тебя в нашем доме, – сердечно поприветствовала гостя мать Кирилла – Катерина Сергеевна. (Вот что значит правильная репутация – отличник и всё такое – все двери перед тобой открыты!..).

Роман с первого же взгляда понял, что Кирилл похож явно не на маму. Она оказалась темноволосой, аскетичной и строгой дамой. Что-то общее, конечно, было у неё с сыном в чертах лица, но не более того. Гладко причёсанные волосы, стянутые узлом на затылке, длинная юбка, аккуратный передничек – всё это было родом даже не из прошлого, а из позапрошлого века. – Немедленно обедать, – не терпящим возражений тоном сказала она. – Надеюсь, против постной пищи Роман ничего не имеет?

– Нет, мама, для него главное, чтобы всё было кошерным, – почтительно ответил на это Кирилл, придав своему лицу самое серьёзное выражение.

– Кирилл шутит, – холодно ответил Роман, испытывая огромное желание, дать Бергеру затрещину.

Катерина Сергеевна смерила сына осуждающим взглядом и скрылась в кухне.

– Хватит резвиться, – прошипел Роман умирающему от смеха Бергеру.

– Но я же должен был обозначить твою этно-конфессиональную принадлежность, – Кирилл сделал большие глаза и прошептал, – Во избежание недоразумений…

– Кстати, как девичья фамилия твоей матери? – поинтересовался Бергер, когда они уже сидели за столом, и Катерина Сергеевна вышла из кухни, оставив их одних.

– Шойфет, – мрачно ответил Роман, с ожесточением протыкая вилкой шляпку гриба.

– О-о-о! – с уважением протянул Кирилл. – Ты, случайно, не от Судей Израилевых ведёшь свой род (1)?

1 Эта фамилия происходит от еврейского «шофЭт» – судья.

– Всё может быть, – ещё мрачнее отозвался Роман, потом, сообразив что-то, с удивлением поднял взгляд на Кирилла. – Ты что – знаешь иврит?

– Конечно, – довольно улыбнулся тот, – но только библейский. До современного я пока не добрался.

– Зачем тебе?

– Вопрос выдаёт в тебе невежду, Рома Шойфет, – осуждающе покачал головой Кирилл. – Я учу иврит, чтобы читать текст Священного Писания, конечно, – назидательно сказал он и, пока Роман не успел ничего на это ответить, добавил, – Как представитель славного сословия шофтим (2) ты, разумеется, должен понимать, что кража чужого имущества – со взломом или без – или присвоение его любым другим способом, например, с помощью гипноза, является уголовно наказуемым деянием, а также, что гораздо серьёзнее – нарушением восьмой заповеди.

2 Множественное число от слова «судья» (иврит).

Роман аккуратно положил вилку на край тарелки и, сверкнув глазами, с яростью уставился на Бергера. Кирилл не испугался и взгляда не отвёл: «Хочешь поспорить?»

«Эта вещь – моя», – гневно парировал он.

«Она сама тебе это сказала?»

«Представь себе – да!»

«Тяжёлый случай. Как ты считаешь, свидетельские показания украденной вещи будут засчитаны в суде?».

– Ну? Ты же сам хотел об этом поговорить, – мягко упрекнул его Бергер.