По, однако, и не мыслил скрывать своей почти сыновней привязанности к Лее.

— Генерал — самый лучший человек из всех, кого я встречал, — признался он. — Мне трудно представить, каким ублюдком нужно быть, чтобы предать такую мать, как она, растоптать ее чувства…

— Значит, и ты тоже вознамерился читать мне мораль? — вопросил Кайло со скукой в голосе. — Полагаешь, что я предал ее? Ошибаешься. Это мать предала меня много лет назад. Теперь у меня нет никаких обязательств перед нею. И уж тем более я не питаю к ней никаких чувств.

По напряженно прищурился, изображая сомнение.

— Что-то во всем этом не сходится. Ты был лучшим учеником Люка Скайуокера, его племянником, будущим джедаем. Любящие родители опекали тебя, как принца. Перед тобой открывались все пути, какие только пожелаешь, разве нет? Чего тебе недоставало?

Именно этот вопрос, если подумать, интересовал его сильнее, чем другие. Скорее всего, потому, что Дэмерон на самом деле не хотел и не мыслил возможным ненавидеть сына Леи. Но для того, чтобы погасить в себе естественную неприязнь к своему бывшему палачу, нужно было понять, что им движет.

Вот только… понимает ли это сам Рен?

Кайло нервно дернулся.

— Лучше спроси об этом мою матушку, — горько процедил он. — Уж она-то умеет рассказывать душераздирающие истории о падших джедаях, можешь мне поверить.

По глядел на собеседника тяжело и взволнованно.

В голове у Кайло мелькнула мысль, мгновенно заполнившая собой все его сознание: «Что, если попробовать? Сейчас, на этом самом месте…» Раз уж идиот-Дэмерон пожаловал сам в обход предупредительности генерала, которая разумно запретила приходить сюда всем, на чьей разум можно воздействовать Силой, обидно будет не воспользоваться его глупостью и самонадеянностью. Конечно, освободиться таким образом ему не удастся. Повсюду камеры наблюдения, охрана круглосуточно на посту. Если посетитель вдруг начнет вести себя не так, как должно, это обязательно заметят. Зато он, Кайло, будет знать, что, по крайней мере, власть над другими — свое основное, самое значимое умение — он еще не растерял.

Взгляд пилота в считанные мгновения наполнился испугом и стыдом поруганной индивидуальности.

Рен проник в его разум сходу, рывком — без пощады и без рассуждений. Он насильно сорвал покров тайны, такой естественный для природы человека, подобно тому, как срывают одежды с провинившегося штурмовика, чтобы как должно отходить энергетической плетью его оголенную плоть — Хакс нередко подвергал подчиненных подобному наказанию. Или же подобно нетерпеливому жениху, который в неистовстве вожделения озверело разрывает в клочья подвенечные одежды своей нареченной.

По судорожно вдохнул ртом воздух, едва не задохнувшись от внезапной боли. Второй раз в жизни он испытал это страшное, омерзительное ощущение — будто все его мысли, даже самые глубинные, уже не принадлежат ему, и сам он как бы не принадлежит себе. Его сознание мучительно увлекал огненный вихрь, противиться которому было абсолютно невозможно. Вихрь обещал выжать, опустошить его до последней самой незначительной эмоции — и оставить пустой оболочкой.

Открытый, подчиненный врагу Дэмерон чувствовал гнев, заполнивший каждую клеточку его сущности. Все, что прежде являлось неотъемлемой частью личности, потаенным сокровищем, теперь проносилось в голове По в хаотичном порядке, подхваченное жестоким круговоротом, увлекаемое чужой волей.

Вот та единственно верная истина, которой он руководствовался, решившись проникнуть в место заточения Рена — ее, впрочем, мучитель угадал еще раньше, и сейчас не стал на этом задерживаться.

А вот это уже, кажется, представляло для него интерес — некий след забавной, почти детской обиды на человека, одним своим появлением посягнувшего на что-то личное в душе По. Так старший брат ревнует родителей в отношении младшего. Истинный сын против того, кто лишь служил ему заменой…

«Любопытно, — произнес в его сознании голос, наполненный иронией и глухой болью. — Не мне ли следует ненавидеть тебя? Все эти годы ты был на моем месте…»

Выходит, именно Дэмерон стал тем сыном, которого Лея Органа всегда желала и которого, возможно, она заслуживала — надежным, самоотверженным, преданным.

Потом были мысли о малыше Финне. И о Рей, почему-то запомнившейся По дремлющей на его плече. Вновь Дэмерон ощутил своей кожей ее трепетное дыхание и на долю секунды благоговейно замер, опасаясь спугнуть это сладкое чудо. На его губах мелькнула улыбка счастья…

… и тут же сменилась неудержимым криком, когда напряжение в мозгу достигло пика.

Его отпустило так же резко, как и поглотило. Невидимый толчок выбил сознание из вихревого потока и возвратил к реальности.

Рен стоял напротив, в нескольких шагах. Лицо темного рыцаря отчаянно покраснело, ноздри широко раздувались. Бархатные глаза Леи глядели теперь с затравленной яростью.

По взглянул на него так, словно впервые увидел. Разум пронзила догадка, которая тотчас расставила все по местам и одновременно поразила пилота до глубины души.

— Так ты… — начал По и умолк на полуслове, не решаясь произнести то, что, возможно, и не было правдой, а лишь казалось ему таковой.