Он окинул ее взглядом, полным страсти и изумления; притянув к себе, поцеловал обжигающим поцелуем и оттолкнул. Потом быстро вышел вон.

Потрясенная Белла попыталась осмыслить последние слова Синухета. Так значит, он хотел стать избранником богов, как Имхотеп… Он похитил и увез ее, потому что его так же влекло все неизведанное, как Имхотепа…

“Конечно, это не любовь, - подумала Белла.
– Он ведь совсем меня не знает!” Но так даже лучше. Ведь Синухет женат, а соперничать с его госпожой у нее нет никакого желания!

Она в волнении прошлась по комнате, бездумно трогая то одну, то другую вещь. Синухет хорошо содержал свою наложницу, хотя, кажется, не испытывал к ней большой страсти. И Кифи была вполне довольна этим. Может быть, прежде она бедствовала?

Вновь отворилась дверь, и Белла быстро повернулась: сердце екнуло при виде хозяйки комнаты. Девушка успела заметить выражение враждебности на лице Кифи, которая поняла, что чужачка трогала ее вещи; но потом египтянка улыбнулась.

– Я принесла тебе еду. Но лучше сперва помойся, ты можешь теперь выходить одна!

– Благодарю тебя!
– Белла улыбнулась.
– Это господин сказал?

Кифи кивнула.

– Да, он позволил. И госпожа узнала о тебе.

Она ничего не сказала о том, когда хозяйка захочет видеть новую наложницу мужа; и Белла удержалась от вопроса.

Кифи все-таки проводила ее в купальню и объяснила, где что лежит и как этим пользоваться. По дороге вперед они снова никого не встретили; но возвращаясь в спальню, наткнулись на слугу. Он отпрянул от Беллы и вжался в стену, увидев цвет ее волос; но все-таки совладал с собой и даже не выронил того, что нес.

– Это Реннефер, слуга господина, - объяснила Кифи, закрыв дверь.
– Он неболтлив, но скоро все в доме узнают о тебе… Хорошо, что в мою комнату никому нельзя входить, кроме Синухета!

– А твоя дочь… где она спит?
– осторожно спросила Белла.

Кифи метнула на нее настороженный взгляд.

– Там же, где дети госпожи. Господин не разделяет их.

Белла съела то, что ей принесли: это оказалась ячневая каша с маслом и медом, почти как варили в ее дни, только немного придымленная. У египтян кухни, кажется, под открытым небом.

Потом Кифи села ткать: Белла только сейчас обнаружила в углу маленький станок с наполовину готовым суровым полотном. Кифи, наверное, привыкла коротать время подобным образом. Белла подумала, что и сама бы не прочь научиться такому ремеслу.

– Нравится?
– египтянка взглянула на Беллу поверх станка, не прекращая споро двигать руками.
– А как ты работала дома?

“Она спрашивает как бы между прочим, потому что боится меня!” - поняла Белла.

Англичанка села в кресло и, подобрав ноги, попыталась рассказать о себе. Кифи иногда недоверчиво хмыкала, иногда изумлялась и прерывала работу. Но Белла не могла поведать этой женщине больше, чем Синухету: и не могла удивить ее по-настоящему, рассказав правду о себе…

Кончилось это повествование тем, что Кифи пообещала научить свою товарку ткать и почувствовала что-то вроде жалости к ней и ее неведомым сородичам из заморского края холода. Конечно, земли лучше Та-Кемет не может быть!

Ближе к вечеру пришел Синухет, как обещал; и пришел не с пустыми руками. Он принес Белле то, чему она очень обрадовалась, - палетку с красками, кисти и несколько превосходных чистых свитков.

– Я хочу видеть, как ты рисуешь, - объявил ее господин; и уселся на пол, скрестив ноги.
– Покажи.

Белла повиновалась. Она решила попытаться нарисовать то, что сохранилось только в ее памяти, - вид какого-нибудь из лондонских парков.

Вскоре увлеченный Синухет понял, что она рисует свой город, и вновь начал расспрашивать наложницу о ее родине. Кифи тоже внимательно слушала их, затаившись в сторонке. Белла рискнула и обмолвилась кое-о-каких достижениях будущего: все равно проверить это у египтян нет возможности.

Синухет поздно ушел от Беллы, с большой неохотой вырываясь из той реальности, что она соткала в его воображении. “Долго ли я еще смогу быть Шехерезадой”, - подумала англичанка с мрачным юмором.

Ночь она проспала спокойно; весь следующий день Белла не видела никого из хозяев, и никого из детей, только слышала, как те играют в саду у пруда. Кифи снова сидела за тканьем; а вечером предложила Белле подняться на крышу.
– Хочешь, мы будем спать здесь?
– спросила она.

Белла была восхищена картиной, открывшейся сверху, и охотно приняла бы предложение новой приятельницы. Но воспользоваться им не смогла: к женщинам поднялся Синухет. Ничего не говоря, он увлек Беллу в свою спальню.