“Что ж, - подумала Белла, - это справедливо для любого монарха, даже и в наши дни”. Однако древние египтяне всем подробностям царской жизни придавали священное значение. А сам Сети? Каково это - самому веровать в свою божественность?

У Сети была жена, великая царица, - Туйя, родившая царевича Рамсеса и царевну Нефертири. Девочке было теперь немногим больше, чем Сетеп-эн-Сетху и Небетах, дочери Кифи.

– Божественная дочь - красавица, уже теперь, - с улыбкой сказала Тамин.
– Его величество любит Нефертири превыше всех других детей. Должно быть, Амон хранит ее, она никогда ничем не болела… А дети в гареме умирают нередко.

Белла посмотрела на сына, поглощенного новыми игрушками, и мысленно порадовалась за него. Жизнь во дворце для ребенка - не мед, нечего и сомневаться. Тем более, что царских детей наверняка сызмальства приучают к утомительным ритуалам.

Тамин долго смотрела на гостей, подперев подбородок рукой.

– Мы живем и мы умираем - вот все, что несомненно, - сказала жрица.
– Хотите, я спою вам?
– неожиданно предложила она.

И прибавила с улыбкой:

– Говорят, я в этом неплоха.

Синухет и Белла взглянули друг на друга. Конечно, отказаться было бы очень невежливо… Но Тамин, похоже, была уверена в своем даровании.

Она хлопнула в ладоши, и явился слуга, который принес арфу.

Тамин устроила ее у себя на коленях и тронула струны. А потом запела, сильным и проникновенным голосом.

Моя возлюбленная несравненна,

Прекраснейшая из прекрасных в Та-Кемет.

Вот она встает

На горизонте моего видения,

Она подобна звезде, что сияет

На челе счастливого года.

Сладостны уста, что воркуют,

Но не многоречивы,

И высокая шея, что ведет

К юным грудям, которые тверды

В сиянии, что озаряет

Синеву ниспадающих волос.

Стройны руки, оттененные золотом,

Пальцы нежнее лепестков лотоса,

И изгиб спины нисходит

Тонким шепотом стана

К изобильным чреслам.

Подобных им не видели

Со времен богов.

Облеченная в совершенную плоть женщины,

Она царит над этою землей,

И шея каждого отрока

Поворачивается, когда его глаза провожают ее.

Тот, который обоймет это тело,

Познает совершенный восторг –

Лучший среди сильных,

Первый среди возлюбленных.

Смотрите же, живущие:

Вот идет Золотая,

Подобная Царице любви,

Первая из прекраснейших.

Изумительно было слышать мужскую любовную песню в исполнении жрицы Амона. В ее голосе прозвучала тоска по любви, которой ей не довелось испытать; и сожаление обо всех влюбленных, чье чувство так скоротечно.

Синухет и Белла несколько мгновений молчали, пораженные. А потом Белла начала хлопать, и Синухет присоединился к ней.

Тамин польщенно улыбалась, но глаза ее влажно блестели. А потом жрица неожиданно сказала:

– Я не завидую той, о которой поется в этой песне. Но ради таких песен стоит жить, не правда ли?

***

Собираясь во дворец, Белла тщательно сколола волосы на затылке, спрятав их под свой черный парик с пробором и челкой. Нарисовала широкие черные брови, подвела глаза и припудрила веки фиолетовой марганцевой пудрой.

Посмотревшись в круглое медное зеркало, пленница понадеялась, что получится сохранить инкогнито.

Она надела широкое ожерелье и браслеты с лазуритовыми вставками, голубое платье на ней было из льна третьей степени прозрачности. Чтобы скрыть все, что следовало скрыть, Белла надела узкий набедренник, который сама расшила бисером, и нагрудную повязку. Синухет тоже нарядился и накрасился так, что стал сам на себя не похож.

Они, взяв малыша и обоих слуг, а также ящик с самым необходимым, пешком дошли до дома Тамин. Благо дневная жара лишь недавно пошла на убыль, и улицы еще спали.

Тамин ждала их, одетая в простой белый калазирис. На ней был синий парик, такой же, как тот, что Белла носила в храме Амона. У англичанки екнуло сердце.

Жрица приказала приготовить двое носилок, и они не мешкая отправились во дворец. Белла держала на коленях сына и не выглядывала наружу, все внимание отдав ему.

Они остановились в первый раз у внешней стены дворца, где их проверил первый караул, а во второй - на площадке перед дворцом. Широкая лестница поднималась на верхнюю площадку, где стояли на часах меджаи - стражники его величества, вооруженные боевыми серпами.