Синухет долго молчал, пораженно глядя на свою женщину. Казалось, эта мысль, что она может куда-то поехать сама, возбудила в нем инстинкты сильнее и древнее разума.

– Ты опять хочешь сбежать?..

Белла шагнула назад.

– Да как ты можешь! Как я брошу сына!
– воскликнула она с таким возмущением, что подозрение исчезло из черных глаз египтянина.

– Ты не обманываешь?
– еще раз спросил он, вглядываясь в ее лицо и касаясь щеки.

– Нет, - Белла улыбнулась и истово мотнула головой.

“А ведь я по-настоящему ему дорога”, - подумала она впервые за долгое время.

Синухет обнял ее, опустил подбородок на ее светлую макушку.

– Я подумаю, - сказал он.
– Может быть, я поеду с тобой… Мы поговорим завтра.

– Ты ко мне придешь?
– спросила Белла.

– Приду на крышу, после ужина, - улыбнувшись, ответил Синухет. Он помнил, где ее излюбленное место.

Поцеловавшись, они расстались. А Белла опять почувствовала вину. Она любила Синухета, привыкла поддерживать его, вросла в эту жизнь - но была не уверена, что устоит перед искушением сбежать, если только ей предоставят такую возможность. Если только она сможет взять с собою сына…

А мальчик пойдет с ней, он привязан к своей матери как ни к кому другому!

Белла поднялась на крышу, чтобы обдумать ситуацию. Она села в кресло, подставив лицо солнцу.

И тут же ей вспомнилось, сколько людей в этом времени уже пострадало из-за нее. Пусть Белла нисколько не хотела этого, пусть сама стала жертвой… смерти Хапимерит и Менны были на ее совести.

Парадоксальным образом, она до сих пор не могла воспринимать эти смерти как “настоящие”. Ведь ко времени ее рождения все эти люди давным-давно истлели в своих гробницах.

Но стоило ей подумать о сыне, как реальность окружающего ошеломляла Беллу. Как будет лучше для него? Кто мог сказать?..

“Я должна посоветоваться с Тамин, если она такая провидица”, - подумала Белла. И даже если не провидица. В Уасете ей станет ясно, что предпринять дальше.

Этой ночью Синухет пришел к Белле, и их нежность возродилась. Господин остался спать с нею в ее комнате, но ничего не сказал насчет поездки в Уасет.

Но на другой вечер Синухет, как и обещал, поднялся к наложнице на крышу.

– Как я люблю сидеть тут с тобой, - задумчиво сказал он, опускаясь на нагретый кирпич. Белла фыркнула.

– А когда ты тут со мной сидел?

Египтянин покосился на нее.

– Ты нахалка!

Но Белла знала, что за эту независимость хозяин всегда и ценил ее. Стоя над ним, она обняла его сзади, ероша густые черные волосы: точно Синухет сам был ее маленьким мальчиком.

Египтянин с блаженным вздохом прижался к ней, и Белла сцепила руки на его широкой груди.

– Что ты решил?
– спросила она шепотом.

Синухет накрыл ее маленькие руки своей рукой.

– Я решил тебя отпустить.

Белла задохнулась от неожиданности.

– Что… Правда?

И тут до нее дошел второй смысл этих слов. Она опустилась на колени позади неподвижного Синухета, чувствуя, как темнеет в глазах.

Синухет любил ее и нуждался в ней. Но сейчас он давал ей возможность вернуться туда, где было ее место. Или возможность найти свое место - если Белла до сих пор металась в поисках его…

Белла опять встала, положив руки египтянину на плечи. Посмотрев на него сверху, пленница вдруг заметила у Синухета седину. Ей стало больно.

– Я поеду… и скоро вернусь. Непременно, - с жаром заверила англичанка.

Она села рядом с хозяином, чтобы видеть его лицо. Повернув к ней голову, Синухет улыбнулся, и вечерние тени обозначили его морщины.

– Хорошо.

Он опять отвернулся и закрыл глаза, чтобы не видеть, с каким лицом она станет дальше лгать. Белла коснулась губами его сухой горячей щеки; чувствуя, что вот-вот разрыдается, англичанка вскочила и поторопилась скрыться.

Она долго беззвучно плакала, сидя в своей комнате. Потом умылась холодной водой и легла, подсунув ладони под щеку и уставясь в беленую стену, на которой в прошлом году изобразила саму себя и сына в египетском стиле.

Глядя, как тени бродят по этим неподвижным стилизованным фигурам, Белла подумала о том, что от нее самой, в сущности, очень мало что зависит.

Вздохнув, она перевернулась на спину и вытянула ноги. Она стала такая чувствительная в последние дни, нервы вообще ни к черту… Какая-то неясная мысль коснулась ее сознания, но не успела оформиться. Белла задремала.

Ей приснился счастливо смеющийся Сетеп-эн-Сетх, и Белла смеялась и ворочалась во сне, протягивая руки к своему видению. Когда настало утро, Белла поднялась с болью в сердце, но с улыбкой на губах.