– Когда Имхотеп захочет выйти, вас он не спросит, я уверена.

Хафез постучал пальцами по столику.

– Это-то меня и тревожит. Думаю, вас тоже.

Старый египтянин посмотрел на нее.

– Чем Имхотеп станет заниматься, когда покинет мой дом?

Меила нахмурилась.

– Я думаю, еще довольно времени, чтобы…

– А я думаю, что это вопрос принципиальный, мадам.

В голосе Хафеза неожиданно прозвучало железо. Меила приподнялась.

– Что это значит?

– Только то, что это существо мне кое-чем обязано. И весьма обязано, а дальше долг будет только расти, - Хафез расправил свои покатые сутулые плечи.
– Надеюсь, вы и сами понимаете, что будет идиотством и непростительным расточительством, если живой древнеегипетский жрец, освоившись в нашей эпохе, займет какую-нибудь рядовую современную должность?..

Круглые птичьи глаза уставились на нее.

– Как вы сами верно сказали, нет таких долгов, которые нельзя было бы оплатить.

Меила, которая в начале этого директорского выступления ощутила ярость и омерзение, теперь немного успокоилась. Она не могла не признать, что Балтус Хафез во многом прав.

– Что же вам нужно от Имхотепа?

– Нам, - поправил ее Хафез.
– Нам с вами, Меила! Ваш возлюбленный должен продвинуть египтологию так далеко, чтобы оставить позади всех иностранных специалистов. Ведь это будет означать не только поднятие престижа нашей египетской науки, но и большой приток новых инвестиций! Египтология никогда прежде не была так популярна!

Меила взялась за подбородок. Вот это поворот… слова Хафеза, при всем их безумии, были не лишены резона.

– Нужно будет подумать, - сказала она.
– И нужно будет полностью поставить Имхотепа в известность.

В последних словах египтянки прозвучала угроза.

– Я не допущу, чтобы вы использовали его вслепую.

Хафез поклонился.

– Я в вас и не сомневался.

Некоторое время они не говорили ни слова. А потом Меила спросила, смягченным тоном:

– Скажите, Хафез, а обо мне он вспоминает?

– Да, - ответил Хафез. Теперь он мог сделать ей такой подарок.
– Имхотеп первым делом потребовал, чтобы я разузнал о вас… и он до сих пор любит только вас.

Меила улыбнулась со слезами.

– Скажите ему, что я тоже люблю его. Но нам пока нельзя видеть друг друга!

Хафез склонил голову, отягченную красным убором.

– Имхотеп сам знает это, госпожа.

* Дома жизни - в Древнем Египте своего рода университеты и одновременно общественные больницы.

========== Глава 31 ==========

После этого свидания Хафез и Меила перестали видеться.

Меила добилась подтверждения того, что Имхотеп вправду живет у директора музея, - Аббас по ее просьбе навестил Хафеза через несколько дней и увидел гостя. Правда, только издали - Аббас понимал, что к жрецу нельзя приближаться без разрешения. Но ошибиться было невозможно, даже несмотря на новый арабский наряд Имхотепа.

Слову Аббаса Меила поверила. Она взяла его своим телохранителем, на место погибшего Лок-На. Бывший воин-жрец показал, что как никто другой достоин ее охранять и служить ее ближайшим помощником.

Меила не предпринимала больше никаких шагов, чтобы сблизиться со своим возлюбленным. Египтянка понимала, что если он держится на расстоянии, на то есть очень веская причина.

Имхотеп переродился человеком - но это перерождение еще не закончилось. Ему нужно было стать современным человеком! Несмотря на свои три тысячи лет - а может, в увенчание их.

От этой мысли захватывало дух. Значит, Имхотеп хотел любить Меилу - Меилу, а не ту, чье время давно минуло!..

Меила знала, что Аббас и Роза помолвлены; но не заговаривала с ними об этом. Египтянка знала, что ее слуги всегда будут подчинять свои планы ее; и сами эти жених и невеста даже не заикались о женитьбе, пока госпожа не устроила свою собственную жизнь.

Это Маат - так сказали бы в Та-Кемет.

Имхотеп не подавал о себе вестей - но однажды Аббас посетил Хафеза по приглашению директора: Хафез передал для Меилы подарок. Такой сюрприз лучше всего свидетельствовал о том, как продвигаются дела.

Аббас принес своей хозяйке черно-белый фотографический портрет Имхотепа.

У Меилы закружилась голова, когда она поняла, чью фотокарточку держит в руках. Уединившись в гостиной, египтянка без конца вглядывалась в изображение высокого человека, восседавшего в кресле, - он был в длинном черном струящемся одеянии, в головной накидке. Сцепленные руки жреца покойно лежали на коленях, он смотрел не прямо в объектив, а немного отвернул голову, и на лице его залегли тени. Имхотеп слегка улыбался, но в этой улыбке, вместе с удовлетворением, была задумчивая грусть.

Меила погладила фотографию с бесконечной нежностью, с щемящим чувством. Дав себя снять и отослав портрет ей, Имхотеп рассказал своей возлюбленной целую историю о том, как теперь живет. Древние египтяне были великими символистами…

Меила поцеловала фотографию и сама отнесла ее в свой кабинет, где заперла в ящике стола: там же, где хранила письма, оставшиеся от отца.

Прошло уже две недели с их возвращения из Ам-Шера… и вот наконец Имхотеп успокоил ее, снова коснулся ее души: но так, чтобы не вспугнуть.