Разумеется, жрец знал, что Меила по-прежнему испытывает страх перед ним. Некоторая доля страха даже укрепляет любовь.

Спустя еще неделю после этого события Меила получила письмо из дома Хафеза. Его доставили почтой: и Меила поняла, что послание из Каира, только прочитав адрес на конверте.

Неужели Хафез решил так снестись с ней?.. Имя отправителя не было проставлено…

Меила поняла, от кого письмо, надорвав конверт. Оттуда выпал листок атласной бумаги… а Меила все не смела взглянуть.

– Боже мой, - прошептала она.

Наконец взяв листок, Меила вдохнула легкий мускусный запах. Потом снова опустила письмо на колени. Меила сидела одна в гостиной, где имела обыкновение разбирать почту.

Наконец египтянка подняла листок и вчиталась в ровные черные строчки.

Почерк был ей незнаком: но округлостью и наклоном букв смутно напоминал иератические знаки, скоропись, которой пользовались жрецы Та-Кемет. Однако послание было на английском - и притом в стихах!

“Любить - значит верить, что Маат заключена в тебе.

Я вхожу в тебя, и ты делаешь меня Осирисом.

Я держу твои руки, хотя стены разделяют нас.

Боги умрут, боги родятся - но ты пребудешь моей”.

Это было все, что написал ей неизвестный, - но этого было довольно.

Выпустив из рук листок, Меила спрятала лицо в ладонях. Она задыхалась, потрясенная этим стихотворением, подобным тому, которые фараон-отступник Эхнатон посвящал своей Нефертити. Только это творение было намного эротичнее… и более властным.

Имхотеп, как и всегда, не просил о любви - он утверждал свою любовь!

Снова поднеся к глазам письмо, Меила перечитала стихи, уже спокойней. Теперь на ее губах играла восхищенная улыбка. Всего три недели как жрец учился языку О’Коннеллов - но в этом послании он не допустил ни единой ошибки: а некоторая тяжеловесность, почти академическая строгость, вместе с чувственностью, именно и должны были отличать его слог…

До самой ночи Меила не находила себе места. Письмо пришло к вечеру - Меила радовалась, что скоро можно лечь спать и скрыть свои чувства ото всех. Но, вместе с тем, ей было страшно лечь.

Она приняла душ - закрыв глаза, слушая, как барабанит горячая вода, Меила видела перед собой Имхотепа. Таким, как на фотографии, которую египтянка столько раз доставала из ящика стола. Но только теперь эта черно-белая картинка оживала в воображении Меилы: вот Имхотеп поднялся из кресла и, подчиняя возлюбленную своим взглядом, шагнул к ней, подавая руку…

Меила легла в постель, но под тонкой простыней вся горела. Она ворочалась, облизывала пересохшие губы… вспоминала любовный призыв жреца, на новом языке, который Имхотеп учил ради нее, и, простерев руки, обнимала пустоту.

Ей так хотелось, чтобы Имхотеп пришел… и было страшно, что жрец услышит ее немой зов. А если он еще сохранил какие-то способности к чтению мыслей?..

Все-таки Меила уснула. Она разметалась в своей тонкой батистовой сорочке, откинув простыню. Египтянке представлялось, что ее ловят мужские руки: и, стоило ускользнуть из одних настойчивых объятий, как она оказывалась в других.

И вдруг кто-то вправду вторгся в ее сон: постель придавила чья-то тяжесть. Меила приоткрыла глаза… и тут же, вскрикнув, отпрянула к спинке кровати.

– Ты!..

Да, это был он. Меила села, подтянув к груди простыню. Она даже не успела испугаться: все это, сама мужская фигура в слабом звездном свете, казалось тоже сном.

Имхотеп, сидевший на краю ее кровати, с улыбкой погладил ее по волосам: точно успокаивал дочь.

– Как ты попал сюда?..
– спросила Меила.

– Когда я приходил к тебе во дворце Сети, ты не задавала мне таких вопросов.

Жрец не только писал, но и говорил теперь по-английски - медленно и с явственным акцентом, но почти правильно.

– Ты назвался Сети Амир… зачем Сети?

Меила выведала подробности через Аббаса.

Имхотеп нахмурился.

– Это моя ноша, которой я не отдам никому.

Меила сжалась, обхватив колени руками. То, что Имхотеп взял себе имя давно мертвого фараона, могло значить много больше, чем желание помнить о содеянном…

– Зачем ты пришел?
– прошептала Меила.

Вот уж глупейший из вопросов. Имхотеп не потрудился ответить - только, положив тяжелую руку ей на затылок, приблизил к себе ее голову для поцелуя.