Феодора пожала плечами.

– Мода часто неразумна, муж мой. И военная мода тоже - тем паче, что она военная! Люди просто подражают друг другу и соперничают… а чем это кончится, никто не задумывается!

Они долгим взглядом посмотрели друг на друга, поняв, какую страшную мысль высказала московитка.

Потом Феодора спросила:

– Ты сам уехал? Метаксия легко тебя отпустила?

Он поморщился.

– Легко… мы, в сущности, решили это давно. Я отдал ей все, что могу; ты, конечно, знаешь…

Феодора кивнула: ей ли не знать! После первого же письма Феофано она самолично объездила все их имение, несколько деревень, и поговорила чуть не с каждым солдатом из тех, что не забрала царица. Кроме небольшой охраны самих господ, Феофано оставила им только калек и больных.

– Ну а сам я не воевода, - прибавил муж, улыбаясь; теперь он смотрел на жену открыто и лукаво. – Той науки, что я постиг, предостаточно!

Феодора опустила глаза, на душе стало холодно.

“Хотела бы я знать – когда ты собрался удирать? – подумала она. – И дождешься ли ее гибели?”

Если даже муж бежит, она останется с Феофано до конца. Может быть, Феофано тоже побежит в конце концов: она не Константин и не мужчина! Но Феофано сделает это в числе самых последних.

* Архитектурное украшение в виде орнамента из листьев, любимое греческими архитекторами.

========== Глава 64 ==========

Летние дни побежали, как древние греческие гонцы-бегуны, состязавшиеся друг с другом в скорости: с приездом мужа время, казалось, убыстрилось, как будто убыстрилось стремление империи к падению. Феодора крепилась, как крепилась ее великолепная подруга, - но Феодора ощущала себя уязвимой как никогда, полной противоположностью Феофано.

Они с мужем жили мирно – Фома, навоевавшись, истрепав свое тело и душу сверх своей меры, сделался ласков и тих, больше прежнего: однако теперь он поглядывал на московитку с еще большею снисходительностью, точно узнал такое, чего ей никогда не узнать. Он стал прежним хорошим любовником – особенно когда смягчил свою кожу маслами, которых недоставало в мистрийском лагере.

Но их близость, хотя и приносившая обоим удовлетворение, сопровождалась куда более острым подспудным страхом… точно тревожным запахом неизвестного источника, который не могут заглушить никакие благовония. Фома чувствовал свою жену, как себя, - и, после первых дней вместе, стал приходить к ней реже. Феодора не скрывала, что рада этому.

Оба с нетерпением ждали писем – Фома даже сам посылал в лагерь вестника, забеспокоившись за сестру, точно бросил ее без присмотра. И в самом деле: каков бы он ни был, он ее родственник-мужчина, а значит, в глазах всех греков и варваров, - ее заступник и ответчик. Нет его – и Феофано куда более уязвима, как бы ни умела она сражаться…

“Вот почему он оставался там так долго, - с поздним пониманием и благодарностью к мужу думала Феодора. – Он берег ее, он для нее сносил все насмешки и боль, потому что знал, как важно ему быть рядом с сестрой, чтобы беречь ее доброе имя – и ее саму от посягательств!”

Письма Феофано сделались короткими, сухими; потом прекратились совсем. Фома осунулся – и жена впервые увидела в его золотых волосах серебряные нити, куда менее заметные, чем у сестры, только потому, что она была черноволоса. Сама Феодора не находила себе места: и у нее даже пропало молоко, чего не случалось еще никогда, несмотря на все тяготы…

В последний раз вестник, которого патрикий отправлял в лагерь, - а это был охранитель Феодоры Леонид, охотно взявшийся исполнять такую важную и опасную службу, - прискакал приободренный, сказав, что Метаксия скоро вернется: он едва ли намного опередил ее.

Феодора отозвала своего воина в сторону и жадно расспрашивала:

– Какова она показалась тебе? Она здорова? Как настроение в лагере?

Леонид мрачно посмотрел госпоже в глаза.

– Феофано здорова, - медленно сказал он наконец: даже те, кто был тяжеловат на подъем, в конце концов выучились величать Метаксию ее новым именем! – Но царица нуждается в отдыхе, как и все войско. Феофано распускает их – до времени, когда они могут понадобиться.

Феодора глубоко вздохнула и сжала мозолистую руку грека. Она догадывалась, что таится за его словами, за его самообладанием: у Феофано кончались припасы, кончались слова, которыми она воодушевляла солдат. Может быть, начались шатания в умах – или назрел настоящий раскол: с такими воеводами это и неудивительно…

Нет – сказка кончилась: разве можно было хоть на минуту поверить, что женщина, пусть даже и такая замечательная, способна долго удерживать власть над столькими мужчинами!

“Наша княгиня могла, - подумала Феодора. – Но то у нас, и в другое время… И княгиня не одна была: опиралась на сильных бояр, как делает и Феофано. Однако мы всегда были сплавлены, сплочены намного крепче, чем ромеи: уже тем, что не прекращая бились с ромеями так же, как они – друг с другом!”

– Леонид, что там действительно случилось? – спросила она, пытаясь встретиться с воином глазами.