– Конечно, нет!

Марк остановился, поглядев ей в лицо.

– Патрикия сейчас и нет здесь, - сказал спартанец. – Он уехал в ваше имение, еще в начале осени… восстанавливать!

– А Феофано? – спросила Феодора, когда схлынуло удивление и облегчение, которые накатили на нее при таком известии.

– Здесь, царица здесь!

Марк глубоко вздохнул, счастливо поглядев на свою ношу. Все расспросы и упреки потом; а сейчас – какая это радость!

– Как наша госпожа будет рада тебе, - сказал он. – Мы не чаяли увидеть тебя в живых!

– Неправда, - прошептала Феодора.

Марк наконец поставил ее – они были уже на аллее перед самым домом. Грек и московитка посмотрели друг другу в лицо.

– Вы боялись не того, что я погибну… а вот этого! – сказала Феодора. – Вы знали, что Валенту не смерть моя нужна!

И она высоко подняла на руках сына.

Марк перестал улыбаться при виде мальчика; он отвернулся. Все же этот воин был слишком честен, чтобы быть приятным.

– Случилось… как случилось, и ничего теперь не поделаешь, - хмуро сказал он.

Хотел пройти в дом первым – предупредить Феофано; но Феодора вдруг схватила Марка за руку.

– Он угрожал смертью моим детям! – воскликнула она шепотом. – Что еще я могла бы сделать?..

Марк покачал головой, не поднимая глаз.

– Я тебя не виню.

Он высвободился и, поднявшись по ступенькам, скрылся в доме. Феодора уткнулась лицом в ладонь, сдерживая рыдания.

Конечно, Марк винил ее – все мужчины, явно или подспудно, винят женщин, попадающих в такое положение! Но он хотя бы не скажет этого вслух и не омрачит радость своей царице. А Феофано винить ее не будет.

Феодора улыбнулась.

Она долго думала, где ее настоящий дом, - все эти годы скитаний! А дом ее был там, где царица амазонок: и только там всегда находились опора и отдохновение, живая вода для ее души…

Но она стояла, все еще не решаясь ни обернуться, ни сделать шаг вперед, - когда дверь открылась еще раз и из дома Льва Аммония показалась Феофано.

Метаксия Калокир первым увидела маленького Льва, а не подругу, - удивительно, но именно так и было: лакедемонянка остановилась, и в ее взгляде отразилось множество чувств, которые никак нельзя было приписать чести женщины. Алчность, и торжество, и злорадство.

Когда она подняла глаза на свою филэ, на лице ее еще сохранялось это выражение: и Феодора улыбнулась. Она любила Феофано всякой! И, как знать, - не такой ли она любила ее больше всего?

Но потом лицо царицы смягчилось, и глаза наполнились счастьем. Феодора от одного такого взгляда ощутила себя в раю.

Феофано подошла к ней и обняла за шею одной рукой, не тревожа ребенка; они замерли так на несколько мгновений. Потом Феодора увидела серые глаза царицы совсем близко – огромные, полные слез, но между четких черных бровей залегла суровая морщинка, которая никогда не разглаживалась.

– Ты постарела, - вымолвила Феофано.

Феодора рассмеялась. В ее груди было так много чувств, что она едва могла вздохнуть.

– И ты тоже, царица!

Феофано погладила ее по волосам.

– Я вижу у тебя седину, - сказала она.

– Мне давно пристало обзавестись этим убором, - сказала московитка. – Так же, как тебе!

Они посмотрели друг другу в лицо, и обе ощутили гордость за свою седину. Несмотря на то, что Феодора была почти вдвое моложе, сейчас она ощутила себя ровесницей подруги: и не променяла бы свой житейский опыт ни на какой другой.

Потом Феодора заметила Марка, который стоял у дома и не приближался, чтобы не мешать встрече, - и подозвала его жестом. Она опустила спартанцу на руки Льва, которому, по-видимому, очень нравилось в доме тезки – отца своего рода!

– Пожалуйста, отнеси его внутрь и уложи где-нибудь в доме, - попросила московитка. – Я попозже приду!

Марк поклонился и молча ушел, ступая так тихо, что задремавший Валентов сын не шелохнулся.

И только тогда Феодора и Феофано обнялись по-настоящему, слившись в одно существо. Феофано гладила подругу по волосам; потом, отстранив от себя, расцеловала - и снова обняла, уткнувшись лицом ей в шею. Обе плакали.

Феофано наконец первая овладела собой. Она обхватила подругу за талию и велела, сдерживая дрожь в голосе:

– Идем в дом, я о тебе позабочусь! Ты ужасно выглядишь!

Феодора хмыкнула.

– Спасибо на добром слове.

У нее в руках уже много дней не было зеркала, не удавалось посмотреть на себя даже в воду – и она почти радовалась, что не удавалось.

Проходя через гостиную, Феодора посмотрела на сына, которого Марк уложил на подушки на одном из кресел; тот спал и, по-видимому, еще долго не проснется.