– И слава богу, - пробурчал Микитка.

Теперь он боялся - постыдно боялся, совсем как тогда, когда его в первый раз тащили к Иоанну. Но теперь ему совсем не годилось трусить - он отвечал не только за себя, а и за множество других жизней. И пока они шли, юный евнух попытался опять собрать в голове заготовленные слова, с которыми обратится к государю. Слова растрясывались и рассыпались.

Дружинники провели его до гинекея и там оставили - к женщинам они не имели права входить, и куда вести евнуха дальше, не знали; Микитка думал уже пасть в ноги императрице, но тут натолкнулся на эту женщину…

Не похожа ли она на Феофано?

И тут вдруг московитка, превратившаяся в благородную гречанку, остановила его и толкнула к стене. Опустилась перед ошеломленным юношей на колени и положила руки ему на плечи.

– Запомни, - прошептала она, вглядываясь ему в глаза, жадно шаря взглядом по гладкому лицу. – Здесь нет освободителей, нет святых… и правдивых людей тоже нет. До сих пор ты был чист, бедный мальчик, потому что слушался старших, которые лгали вместо тебя. Сейчас ты опять вступил во дворец - и будь готов оскверняться снова и снова! Если хочешь стать большим человеком!

Микитка не мигая смотрел на Феодору. Его лицо было бледным и очень взрослым.

– Я давно знаю, что все старшие лгут, - сказал он. – Как же жить?

Феодора улыбнулась и, обняв его, поцеловала горячими сухими губами.

– Важно помнить, во имя чего ты лжешь, Никита, - сказала она. – Только так и можно жить!

Они помолчали; а потом Феодора тихо велела:

– Расскажи мне все, что можешь, чтобы я знала, какими словами говорить о тебе с Константином!

Микитка набрался храбрости – и рассказал все, что мог: стараясь помнить, во имя чего он сейчас лжет.

Потом они пошли дальше. Микитка вспоминал, узнавал эти палаты: мозаики, составлявшие галерею императоров; статуи-держатели, статуи-фонтаны и просто украшения; сквозную резьбу в камне, тонкую, как лиственный узор на свету…

Какая красота! И каким людям служит! Чтобы научиться понимать эту красоту, нужно погубить душу и уподобиться императорам ромеев.

У дверей в императорскую спальню Феодора приказала Микитке подождать. Она повелительно заговорила с часовыми, охранявшими двери, - и, казалось, одним движением темной брови заставила их расступиться. Микитка вошел следом за своей покровительницей.

Он увидел человека, похожего на чудом помолодевшего Иоанна, - такого же красивого, но не старчески благолепного, а мужественного, - и вдруг понял, что нельзя падать ему в ноги. Микитка только низко поклонился, прижав руку к бьющемуся сердцу. Через несколько мгновений выпрямился.

Константин некоторое время пристально смотрел ему в лицо своими светлыми глазами; а потом обратился не к юноше, а к Феодоре:

– Вы знаете его, госпожа?

– Давно знаю, великий василевс, - ответила Феодора, бегло улыбнувшись испуганному Микитке. – Это русский юноша – мой сородич. Он верно служил вашему брату, императору Иоанну, но был удален от двора из-за происков постельничего…

Константин поднял голову, и голубые глаза заблестели пониманием и гневом. Он коснулся своей бороды.

– Ах, вот что!

Феодора кивнула.

– Постельничий видел расположение к нему государя… и велел бросить его в тюрьму…

Василевс остановил молодую женщину жестом. Он гневно смеялся.

– Все понятно!

Нет, Константину не было понятно и малой толики: теперь Микитка вполне осознал, как трудно бывает говорить с военными людьми, которые мало размышляют, привыкнув действовать. Ярослав Игоревич походил на Константина – но он и то раздумывал больше: хотя материн новый муж был только дружинник, а этот император, у которого очень мало времени на простых людей!

– Государь, - сказал Микитка, точно бросаясь в бой.

– Государь! Из-за постельничего пострадало много моих сородичей, они беззаконно сидели в тюрьме, а сейчас освобождены… и их теперь укрывают у себя русские этериоты, твои воины!

Он докончил захлебываясь, и упал на колени, закрыв лицо руками. Пусть казнят! Все равно так больше невозможно жить!

Константин застыл, как будто его облили из окна помоями.

Император гневно засмеялся; потом резко замолчал и, схватив себя за бороду, крупным шагом прошелся по комнате.

– Вот так дела!
– воскликнул он.

Остановился прямо перед Микиткой и сурово приказал:

– Поднимись!

Микитка встал и вытянулся перед ним как солдат, уставившись императору в лицо.

– Я желаю сам посмотреть на твоих сородичей, - сказал Константин.
– Сейчас же! Идем!

И он быстро вышел из спальни, по дороге скликая стражников, карауливших его двери. Феодора, ошеломленная, растерянная, едва успела увязаться за ними: впрочем, мужчины больше не обращали на нее внимания, ни император со своими воинами, ни даже евнух. Феодора поняла, что ей больше с ними не по пути, и тихо пошла обратно в гинекей, молясь, чтобы для Микитки, его матери и остальных все окончилось счастливо.