Шрифт:
– Может, так, а может, и нет. Вряд ли тебе удастся во второй раз выйти отсюда с головой на плечах, псина, и чем дольше ты говоришь о ней, тем меньше у тебя шансов.
– Ладно тебе, парень, - по-отечески успокоил его другой разбойник, невысокий человечек с большим носом. – Ты же знаешь, все решает миледи.
– Почему? – вскричал Джендри, не скрывая смущения, горя и гнева. – Мы все знаем, что она скажет, – то же, что и всегда. В последнем поединке мы потеряли Лима. На этот раз никакой суд не нужен, Пес признался, а когда миледи узнает, что он сделал…
– В чем это я признался? Что не отдал Арью шайке говнюков и подонков, которыми верховодил мой братец? – Голос Пса понизился почти до рыка. – Похоже, с прошлого раза ничего не изменилось – вы по-прежнему не можете отличить голову от жопы. Где там эта ваша грозная леди?
– Уехала, - сказал невысокий разбойник. – С Торосом и остальными. Мы слышали, что Эдвин Фрей вывел стаю хорьковых ублюдков из Близнецов. Говорят, дочку теперь уже точно покойного лорда Уолдера, Рослин, казнили в Королевской Гавани, хотя Ланнистеры обещали обеспечить ей безопасность в Бобровом Утесе.
– Значит, Ланнистеры последние мозги растеряли, - подытожил Сандор. – К тому и шло. И что эта ваша баба собирается сделать, повесить Эдвина? Черный Уолдер будет очень рад.
– Она повесит и Эдвина, и Черного Уолдера, и любого Фрея, кто ей попадется. – Разбойник – судя по арфе, висевшей у него за спиной, он был певцом, - загадочно улыбнулся. – Впрочем, мальчик прав. Немного вежливости тебе не повредит. Ты не единственный, кто не остался среди мертвых.
– Седьмое пекло, ты это о чем? – презрительно спросил Пес, как всегда, хорохорясь, но Санса вновь увидела в его глазах проблеск страха. До Орлиного Гнезда дошли слухи о том, что в нашумевшем разбойном братстве из Речных земель появилась новая предводительница, которая объявила войну Фреям и Ланнистерам и убивает каждого из них, кто попадется ей в руки, и даже тех, кто косвенно связан с ними. Санса не поняла, что хотел сказать певец, но ей это не понравилось.
– Сам увидишь, - сказал одноглазый. – Уже скоро, это я тебе обещаю. Может, вы двое поделитесь друг с другом своими историями. О том, каково это – быть мертвым. А потом…
– Да не умер я, мать вашу растак. Вы должны меня отпустить.
– Мы должны тебя отпустить. – Эти слова прямо-таки источали яд. – Да что ты говоришь.
– Вот именно! Слушайте, я еду в Королевскую Гавань. Вы что, вашу мать, не слышали, кто будет чемпионом королевы на суде?
– Нам-то какое дело?
Сансе стало дурно. После того как они покинули гостиницу, она полностью доверилась ему и не спрашивала, куда они едут. Отчасти потому что у нее не было выбора, но во многом из-за того, что даже несмотря на всю свою злость на него, она все равно верила – Пес ее не тронет. Однажды ночью она проснулась и обнаружила, что он храпит рядом с ней, одной рукой сжимая меч, а другой словно стараясь укрыть ее. Тогда она подумала, что, может быть, он везет ее домой. Не в ее дом, засыпанный снегом, разоренный и разрушенный, а в свой дом. Его старший брат мертв, значит, он законный хозяин замка, и это единственное место на свете, которое он может назвать своим. Санса задумалась, каково это – приехать туда вместе с ним, и решила, что это не так уж плохо. Ей почти хотелось этого, ее привлекали и тревожили новые взрослые чувства, странные и глубокие. Но если он и не думал… если он вез ее в Королевскую Гавань…
– Как же так? – горестно вскрикнула Санса.
Все снова посмотрели на нее.
– Где ты нашел ее, псина? Тебе что, больше делать нечего, кроме как похищать девочек?
Веснушчатый лучник, ухмыляясь, двинулся к ней.
– На этот раз не могу его осудить. Отмойте ее и увидите, она красотка.
– Эй, лучник. – У Пса был такой голос, что парень замер как вкопанный. – Тронешь ее, и я оторву тебе голову и засуну в твою тощую конопатую жопу.
Лучник – Санса слышала, что другие разбойники звали его Энгай, - поднял бровь.
– Охраняешь свою добычу, Пес? Я тебя не виню. Или это потому что…
– Потому что это моя пташка, ты, сын дорнийского недоумка. Раз уж я облажался и позволил вам, вонючим уродам, захватить ее, то провалиться мне на этом месте, если я буду просто стоять тут и ждать. Она сказала, что ее ударили по голове. – Клиган повернулся кругом, оскалив зубы. – Кто из вас, подонков, ее ударил?
– Он, - сказал Джендри, указав на одноглазого.
– Ты у меня за это получишь, - пообещал Пес. – Уверен, такой выдающийся храбрец не откажется от поединка. Я вижу, с вами больше нет придурка в зассанном плаще, так что, может, вы все-таки вспомните, что такое благоразумие и храбрость, а то до этого у вас была только сраная трусость.
– Ты слишком много разговариваешь для человека, у которого нет меча.
– Это ты слишком много разговариваешь для человека, у которого всего одно яйцо, а мозгов вообще нет.
Одноглазый посмотрел на Джендри.
– Ты прав. Давайте прикончим его.
– Нет! – Санса вышла вперед и встала перед Псом. – Если вы… если вы тронете его, вам придется иметь дело со мной.
Как ни странно, разбойники не разразились громким хохотом. Хотя им следовало бы – их не меньше дюжины, все взрослые люди, тяжело вооруженные, и ни одного нельзя принять за Эйемона Драконьего Рыцаря или еще какое-нибудь воплощение благородства, а она всего лишь девушка, не достигшая и пятнадцати лет, худенькая и напуганная, и у нее нет даже швейной иголки, чтобы защититься. Но Санса не отступила. Из-за ее необдуманных действий случилась потасовка с людьми Аррена, но она хотела как лучше, она хотела спасти Роберта. А Сандор был для нее гораздо больше, чем Роберт.
– М’леди, - насмешливо начал одноглазый. – У вашего раздражительного друга…
Он осекся, глядя ей через плечо, и поспешно ткнул певца под ребра. Санса почувствовала, что за ее спиной кто-то стоит, и напряглась, но не осмелилась повернуться и отвести взгляд от разбойников.
– М’леди, - снова сказал одноглазый, уже другим тоном. – Вот пара пленников. Пес и его сучка.
Санса оцепенела. Должно быть, это она. Вешательница. Про нее говорили, что она не живая и не мертвая, это она заменила Берика Дондарриона на посту предводителя Братства. Не хочу это видеть, не хочу быть здесь, не хочу. Она почувствовала запах, который ни с чем нельзя было перепутать, - запах разложения, засохшей крови и гниющей плоти, и с трудом подавила позыв рвоты.